И снова его охватили сомнения, верно ли он поступил, приведя Ирену к себе домой. Внешность у нее типично еврейская, это бесспорно. Однако сам он так давно знал Ирену, что не представлял себе, какое впечатление она производит на тех, кто видит ее впервые.
Поместив Ирену в так называемую «мастерскую» Яна, Малецкая тут же вышла на кухню приготовить ужин. Ирена положила на стол свой зонтик и стала мед-
ленно снимать шляпу. Вдруг, с еще поднятыми над головой руками, она обернулась к стоявшему поодаль Яну.
— Чего ты так меня разглядываешь? Он помолчал. Потом ответил:
— Ты в общем-то совсем не изменилась...
Ирена положила шляпу рядом с зонтиком и присела на край стола.
— Зато ты очень изменился!
— Да?
— Увы! Постарел, подурнел... Нет, в самом деле,— повторила она, заметив, что он смутился.— Теперь я, кажется, не могла бы в тебя влюбиться.
Малецкий счел за благо обратить разговор в шутку.
— Думаю, этого никогда и не было?
— Ну разумеется!— засмеялась Ирена.— Неужто ты предполагал, что такое могло быть?
От ответа Малецкого избавил звонок у входной двери. Это пришел Влодек Карский.
Спортивная голубая рубашка оттеняла смуглость его лица, темные волосы.
— Простите.— Он поклонился.— Пан Малецкий дома? Пан Юлек...
— Мой брат?— удивился Малецкий.
Вот уже несколько недель он ничего не знал о Юлеке. Тот еще в феврале уехал в провинцию, неведомо куда и зачем, как обычно по каким-то таинственным делам.
Из кухни выглянула Анна. Увидев юного Карского, она улыбнулась.
— А, это ты, Влодек!
Тот покраснел и, щелкнув каблуками, поклонился.
— Як Юлеку... Можно?
— Он купается,— сказала Малецкая.— Приди чуть попозже.
Юноша кивнул.
— Хорошо, но прошу вас, скажите Юлеку, что я заходил.
Он снова поклонился и, стуча подкованными башмаками, побежал наверх.
Малецкий пошел за женой в кухню — небольшую, но светлую.
— А ты мне даже не сказала, что Юлек явился. Давно?
— После полудня,— ответила она.— Впрочем, он все это время спал.
На полу возле буфета стояли высокие сапоги Юлека, старательно после дороги начищенные, безукоризненно блестевшие.
Ян присел на ближайший стул. На его спинке висели бриджи Юлека. Рядом с сапогами лежали на полу шерстяные носки.
Анна у стола нарезала хлеб.
— Он говорил что-нибудь?— спросил чуть погодя Ян.
— Юлек?— Она улыбнулась.— Ты что, не знаешь его? Вернулся, по-моему, страшно измотанный. Сказал, что все в порядке, и отправился спать. А сейчас купается.
Действительно, через стену, отделявшую кухню от ванной, слышен был шум и плеск воды.
В это время снизу донесся зычный голос Петровской.
— Вацек! Вацек! Вацеком звали ее сына.
Малецкий сидел, нагнувшись, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. Наконец он поднял голову.
— Послушай, как тебе кажется, Ирена очень похожа на еврейку?
Анна заколебалась.
— Да нет, не очень...
— Но все же достаточно, а?
— Пожалуй, да. Она очень красивая. Малецкий нахмурился.
— Тем хуже! Больше обращает на себя внимание. Сам не знаю, хорошо ли я сделал, что привел ее сюда.
Анна выпрямилась, прекратила резать хлеб.
— Думаю, что да,— ответила она, помолчав. Однако ему требовалось подтверждение более решительное.
— Ты искренне это говоришь? В самом деле? Анна повернулась к нему.
— Ты что, так мало меня знаешь? В голосе ее послышался упрек.
Он ничего не ответил. Из ванной доносилось веселое посвистывание Юлека. Чувство неприязни кольнуло Ма-лецкого. Но он вернулся к прерванной теме.
— Она очень изменилась.
— Ирена?
— Какая-то трудная стала... ты даже не представляешь, до чего трудная...
Анна задумалась.
— Какой же ей быть?
— Да,— согласился он,— это верно. Знаешь, она теперь считает себя еврейкой.
Он был разочарован тем, что Анна ничего не ответила. А ведь он умышленно начал этот разговор, чтобы разделить с Анной свои сомнения и тем самым найти оправдание себе. Достаточно нравственный, чтобы испытывать потребность в оправдании, Ян был все же не настолько нравственный, чтобы не заботиться о нем, не искать его. О поступках своих он судил по намерениям, но, часто замечая, что сами-то намерения противоречивы, никак не мог найти верного и надежного критерия их оценки. То была темная, густая чаща, в которой он терялся. Это он ощутил и сейчас.
Малецкий поднялся, и, прежде чем он успел подавить раздражение, у него само вырвалось:
— Зачем ты надела это платье?— Он неприязненно взглянул на жену.— Ведь ты ужасно в нем выглядишь!
Анна до начала разговора ожидала, что Ян это скажет. Еще по дороге к трамваю думала об этом. Она знала, что Ян не выносит злосчастного платья в горошек, да и сама его не любила. Однако она вышла из дому в такой тревоге, что забыла переодеться. По пути заколебалась было, не вернуться ли и не надеть ли другое платье. Но тут как раз услышала шум подъезжающего трамвая. И не стала возвращаться. Она глубоко заблуждалась, полагая, что ее женские мерки в оценке чувств и дел должны совпадать с мерками оценок у любимого ею мужчины. Увы, вопреки нашим желаниям, любовь часто не избавляет от взаимного непонимания.
— Я могу сейчас переодеться,— сказала она спокойно.
Не успел он смягчить резкость своих слов, как громко хлопнула дверь ванной и тотчас в кухне появился Юлек, отдохнувший, вымытый, с мокрыми еще волосами. Ростом он был выше Яна, так что заимствованная у брата пижама была ему коротковата.
— А, ты уже здесь!— обратился он к Яну.— Привет, старик! Как дела?
Малецкий поздоровался с ним довольно холодно.
— В порядке. А у тебя?
— Как видишь! У вас роскошная ванная, отмылся за все времена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112