Отворил ее и выглянул в холл.
И тут наверху хлопнули двери. Послышались торопливые мужские шаги. По меньшей мере двое сходили вниз по лестнице. Прежде чем Малецкий успел отступить в гостиную, те двое показались на площадке и тотчас заметили его. От неожиданности они приостановились и почти синхронно сделали одно и то же характерное движение: сунули руку за укрытым в плаще оружием.
Оба были молоды, оба в штатском, в плащах и высоких сапогах. В первую минуту Малецкий принял их за немецких агентов, и лишь когда они сошли в холл, в одном из них, высоком блондине со сверлящими, глубоко посаженными глазами, узнал посещавшего его фирму Залевского. И тотчас его присутствие здесь сопоставил с вчерашним рассказом Ирены о последних переживаниях Пташицкой. «Они убили ее!»— мелькнуло словно бы на поверхности его сознания. И пронизывающий холод сковал его тело.
Залевский тоже узнал Яна. Темный румянец разлился по его лицу, даже по лбу.
— Что вы тут делаете?
Малецкий обвел их взглядом. Только теперь он заметил, что другой, стоящий рядом,— хмурый, широкоплечий брюнет, держит в руке револьвер.
— Что вы сделали с Пташицкой?— глухо спросил он.
Брюнет посмотрел на Залевского.
— Ты его знаешь?— кивнул он головой на Ма-лецкого.
Тот взглядом подтвердил.
— Кто он такой? Он тебя тоже знает? Залевский, наклонившись к товарищу, шепнул Ьму на
ухо несколько слов. Брюнет закусил губу и исподлобья взглянул на Малецкого.
— Погоди...— сделал движение Залевский.
Ян инстинктивно попятился к стене. Но в ту самую минуту, когда спина его коснулась стены, щелкнул короткий выстрел. Малецкий пошатнулся, схватился руками за грудь, привстал на цыпочки и с минуту стоял так, словно вытянувшись в танцевальном па. Потом вдруг скорчился и рухнул навзничь. Стоявший рядом Залевский едва успел отскочить в сторону.
Наступила такая тишина, что через открытые двери гостиной слышен был птичий щебет во дворе. Солнечные лучи доходили почти до порога холла. Дальше была тень, зато лестничная площадка в глубине была вся залита светом.
Шурша широким плащом, брюнет наклонился к лежащему и с минуту внимательно всматривался в него. Наконец махнул рукой, выпрямился и обернулся к товарищу. Тот, очень бледный, стоял, понурив голову*.
— Ну?— Брюнет тронул его за плечо. Залевский не шевельнулся. Брюнет спрятал револьвер
в карман плаща.
— Только не изображай чувствительность. Нечего голову себе морочить. Дело простое! Надо было убрать его, потому что он мог нас выдать. И все, этого достаточно!
Он перепрыгнул через лежавший у двери труп, и, войдя в гостиную, приблизился к окну. Выглянул на бульвар.
— Спокойно!— сообщил он, вернувшись в холл.— Можем идти.
И тут ударил себя по лбу,
— Гляди, мы чуть не позабыли о самом главном! Он опустился на корточки перед убитым и, вынув из
его пиджака бумажник, стал внимательно просматривать содержимое.
— Что ты делаешь?— спросил Залевский.
— Ведь надо бумаги его забрать,— ответил тот, вынимая документы.— Зачем облегчать работу полиции?
Он сунул несколько листочков в карман плаща, а бумажник положил на прежнее место.
— Все!— глянул он на Залевского.— Ну как? Идти можешь?
Тот выпрямился.
— Конечно!
— Ну, слава богу! Я думал, ты расклеился. Залевский презрительно поморщился.
— Я? Ты еще меня не знаешь. Пошли! У самого выхода брюнет задержался.
— Слушай, Зыгмунт, ты, надеюсь, не был влюблен в Фелю?
— Ты что, спятил?— пожал плечами Залевский.— В эту старуху? Просто она нам нужна была, и все.
— Ну да,— согласился брюнет.— Но она о нас тоже слишком много знала.
Залевский закусил узкие, сжатые губы.
— Идиотка!— буркнул он.— Что она себе воображала? Что мы позволим ей уйти?
— Похоже! Но вообще-то она даже не струсила, увидев револьвер.
— Ты так считаешь?— задумался Залевский.
— А этот явно ошалел от страха...
— Еще бы!— усмехнулся Залевский.— Он трус! Я ведь знал его. Психика гнилого интеллигента.
— Вон оно что!— заинтересовался брюнет.— Либерал?
— Что-то в этом роде.
Брюнет хлопнул товарища по плечу.
— Вот видишь! Случайно на нашей совести добрый поступок, верно?
Оба рассмеялись и продолжали весело и беззаботно смеяться, уже идя быстрым шагом по залитому солнцем бульвару. Навстречу им потихоньку ковыляла, опираясь на тонкую палку, маленькая седая старушонка в бархатном темно-зеленом старинном салопе, с пожелтевшим кружевным жабо на шее и в черных митенках на артритных, негнущихся руках. Она с интересом оглядела их своими поблекшими, некогда голубыми глазами, а когда они миновали ее —г остановилась, обернулась и, сгорбившись, опершись на палочку, вся в сиянии весеннего солнца, долго, с доброжелательной улыбкой смотрела вслед удалявшимся парням.
До полудня время для Анны прошло вполне спокойно. Средь будничных дел они долго беседовали с Иреной и единодушно решили, что всего лучше будет, если, получив новые документы, Ирена уедет в деревню. У Яна еще с довоенных времен много знакомых в помещичьей среде, вот он и использует это теперь, постарается устроить Ирену на жительство в какую-нибудь, по возможности безопасную, усадьбу. Если же этот вариант окажется трудным или вообще, по той или иной причине, сорвется, то есть еще один выход: поместить Ирену в Гротнице, в том древнем цистерцианском монастыре, который Ян в свое время начал реставрировать. Этот проект был Ирене особенно по душе. Она, правда, понятия не имела, что там сейчас творится, Анна тоже ничего не знала, однако обе пришли к мысли, что Гротница, расположенная в красивейшей местности Предгорья, вдали от железной дороги и окруженная средневековыми монастырскими стенами, должна быть идеально безопасным укрытием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112