— А что бы ты сделал?
— Убежал бы.
— Ишь какой умный! Тузику некуда было бежать, потому что на этой улице жили одни капиталисты.
— Я бы дальше убежал.
— И дальше тоже капиталисты жили.
— Так я бы приделал себе крылья и полетел. Эмилька нахмурилась:
— Я правду говорю, а ты выдумываешь.
— Не выдумываю, а на самом деле улетел бы.
— Но он не мог улететь,— твердо возразила Эмилька.
— А что же он сделал?
— Хотел убежать.
— Ну вот!
— Но его поймали и начали еще хуже эксплуатировать. А потом...
— Капиталистов прогнали?..
Эмилька покачала головой, и ей опять пришлось откинуть назад упавшие на плечи косички.
— Нет еще... Потом Тузик состарился.
— Умер?
— Погоди, еще не умер. Когда он состарился и больше не мог работать, капиталисты выгнали его из дома. Он стал безработным и нигде не мог найти заработка.
— У него дети были?
— Были.
— Его выгнали вместе с детьми?
— Ага.
— И что с ними сталось?
— Тузик умер.
Лукаш задумался. Вблизи, на чугунной балюстраде, тихо чирикала крохотная серая птичка с длинным хвостиком.
— А дети?
Эмилька довольно долго молчала, в раздумье покачивая левой ногой. Круглое личико ее имело очень серьезное выражение, глаза были устремлены куда-то в пространство, в неведомую даль.
— Что сталось с детьми?
— Дети живы,— ответила она, не сводя глаз с далекого небосклона.
— Где же они?
— В разных местах. Но один будет у меня.
— Как — у тебя?
— Вот так. Папа обещал на рожденье подарить мне маленького щеночка.
— Сына этого Тузика?
— Ага.
— И как ты его назовешь? Назови его Искрой, Эмилька...
Она покачала головой.
— А как?
— Постой, я назову его...
— Искрой, говорю тебе; назови его Искрой.
— Нет, не так.
— А как же?
— Да, да, я назову его Тузик.
Увидев падающий с каштана лист, Лукаш быстро поймал его в воздухе. Лист был уже сухой и сразу стал рассыпаться между пальцами.
— Если бы я попросил отца,— промолвил Лукаш,— он тоже подарил бы мне собачку. Но мне не нужно.
— Ты не хочешь собачку?
— Мне не нужно. У меня есть кое-что получше.
— Что такое?
— Вот это и есть тайна. Когда придешь, покажу. На этот раз Эмилька заинтересовалась, видимо,
больше, чем прежде.
— Это живое?
Лукаш хотел было сказать — да, но прикусил язык.
— Живое?
— Приходи, увидишь. Придешь?
— Не знаю,— ответила Эмилька.— Если будет время...
Однако вышло так, что Эмилька не смогла прийти. Ее, как и Лукаша, никто ни в детский сад, ни оттуда домой не провожал, так как они жили очень близко, рядом, на Гарбарской. Но в тот день в четыре часа ее ждала у выхода мать, молодая статная женщина, тоже румяная, голубоглазая и светловолосая, в общем, до смешного похожая на дочь, только, конечно, старше и гораздо крупней и плотнее. Оказалось, что им обеим сейчас же надо ехать на Брацкую, в Дом ребенка, покупать Эмильке новое платье. Эмилька была этой перспективой заметно взволнована, но, хорошо владея собой, держала себя, как обычно в таких случаях, важно, с достоинством.
— Приходи!— напомнил Лукаш при расставанье.
Но Эмилька ничего не ответила, и Лукаш, не без чувства обиды, минуту смотрел на свою подругу, как она мелкими шажками идет рядом с матерью через Рынок, выпрямившись, преисполненная важности и достоинства. «Глупая!»— подумал он. Но от этого утверждения ему ничуть не стало легче. Он взмахнул сумкой и медленно пошел домой. На площади повстречал двух товарищей по детскому саду — Войтека и Лешека.
— Куда путь держишь?— спросил маленький черный Войтек, грызя ноготь.
— Домой,— ответил Л у каш.
Лешек забавно скривил свою сморщенную мордашку.
— А мы — в город, к медведям.
Лукаш очень любил медведей на Трассе, и особенно дорогу к ним через мост, но помнил, что обещал лису вернуться в четыре.
— Идем,— сказал Войтек и выплюнул отгрызенный ноготь.— Чего зря дома торчать?
Лукаш крутанул сумкой.
— Нет, мне надо домой.
— Трусишь? Маму боишься?
— Э, маменькин сынок, ну его к свиньям,— сказал Лешек, пнув валяющуюся на земле спичечную коробку.— Идем, Войтек, что терять время с этим сосунком.
— Сосунок!— крикнул Войтек.
И, угостив Лукаша тумаком в бок, помчался по Рынку.
— Сосунок!— пронзительно взвизгнул Лешек — и за ним.
Лукаш, пожав плечами, пошел своей дорогой.
Дома ему, как обычно, открыла дверь высокая, костлявая Эльза, приходившая каждый день, кроме воскресенья и праздников, от десяти до четырех помогать по хозяйству.
— Мама дома?— спросил Лукаш прямо с порога.
— Дома,— ответила Эльза своим низким голосом. К сожалению, оказалось, что мать занята. Заглянув
к ней в комнату, Лукаш увидел, что она сидит за письменным столиком и около нее на столике — целая стопка ученических тетрадей.
— Не мешай, Лукаш,— сказала она.
— У тебя работа?
— Ты видишь.
— А вечером почитаешь?
— Не знаю, Л у каш,— усталым голосом ответила она.— Если кончу поправлять упражнения, то почитаю. А теперь не мешай.
Лукаш тихонько вышел в переднюю, снял там штормовку, повесил ее, подставив себе стул, на вешалку, потом сменил башмаки на домашние туфли и, выполнив, таким образом, все, что полагалось по возвращении домой, с тяжелым сердцем отправился к себе в комнату.
Гжесь был не один. К нему зашел его приятель Кшыштоф, тоже из шестого класса, светловолосый паренек, очень высокий для своего возраста, длинноногий, не без небрежного высокомерия дающий почувствовать свое первенство, недавно завоеванное в стометровке для двенадцатилетних. Кшыштоф одевался всегда по-спортивному и теперь был в грубом свитере цвета бордо, в тренировочных штанах и в кедах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112