— Вот гостью тебе привез!— сказал он как можно сердечнее.— Это Ирена Лильен...
Малецкая подняла глаза на Ирену и слегка покраснела.
— Ну, а это Аня,— обернулся он к Ирене, представляя жену.
Они молча подали руки друг другу. Малецкий снял шляпу. Было очень тепло.
— Ну что, пошли?
Они направились к дому. От трамвая до дома, в котором Малецкие, было неблизко; туда вела песчаная, совсем сельская дорога. С одной стороны темнела полная вечернего птичьего гомона, густая сосновая рощица, с другой — тянулись белые опрятные домики, похожие один на другой, веселые и изящные, разделенные садиками. Там белели цветущие грушевые и черешневые деревья, кое-где розовел миндаль, а молодые березки были опушены нежной зеленью. Среди тишины слышались детские голоса. Кое-где в садиках копали землю. После пасмурного и ветреного дня небо прояснилось к вёдру, небосвод на западе стал светло-голубым, весенним. Пахло свежей землей и еловой хвоей.
— Я никогда тут еще не была,— сказала Ирена, оглядываясь.— Красиво как...
Потом она не обращала уже внимания на окрестности. Она шла между Малецкими, осторожно ступая стройными своими ногами по песчаной дороге, слегка покачивая зонтиком,— типичная горожанка, даже не подумаешь, что ей привычней жизнь почти деревенская. Едва слушая рассказ Малсцкого о сражении в гетто, она то и дело поглядывала на молчавшую Анну. Ирена, видимо, сразу заметила, что Малецкая беременна.
Жена Яна не была ни красивой, ни эффектной.
Беременность успела уже обезобразить ее хрупкую фигурку, в очертаниях тела появилась характерная тяжеловесность. Движения тоже не отличались изяществом, шаг был слишком широк, но при всех физических недостатках она держалась так естественно, что ее состояние не бросалось в глаза. У нее были светлые, пепельного оттенка волосы, неправильные, можно сказать заурядные черты лица, большой рот и выдающиеся скулы; по-настоящему красивы были только глаза, карие, влажные, очень теплые.
Когда кончились деревянные домики и рощица и началось поле, уже зеленеющее всходами ржи, Ирена спросила:
— Далеко еще?
— Теперь недалеко,— впервые нарушила молчание Малецкая.— Сразу за теми домами.
Дома стояли за полем, заслоняя, однако, лишь восточную часть горизонта. На западе открывался широкий простор, настоящий сельский пейзаж. Виднелись луга, серая, еще безлистная полоса лип и тополей, за ними хаты, а дальше — фиолетовая тень лесов. Там заходило > солнце — красное, огромное, суля ветреную погоду.
У края поля начиналась тихая улочка, застроенная домиками в стиле маленьких польских усадеб. Перед каждым таким домиком был садик, много сирени и еще нерасцветшей акации. Эта улочка вела к дому, в котором жили Малецкие.
— Когда родится твой сын?— внезапно обратилась Ирена к Малецкому.
Вопрос был неожиданный.
— Почему именно сын?
— Вы что, не хотите сына?
— Да нет, хотим!— рассмеялся он.
— Ну, и когда же?
— В середине июня,— ответила Малецкая. Ирена задумалась.
— Еще так долго...
— Да нет, почему же?— возразил Малецкий.— Еще всего два месяца, даже неполных.
— Два месяца это очень много,— повторила Ирена. Малецкая слегка коснулась ее руки.
— Да, это в самом деле много — два месяца, теперь... Но надо хоть немного верить,— сказала она сердечно своим низким, теплым голосом.
Ирена принужденно засмеялась.
— У меня-то нет никакой веры. Хочется только жить.
— Вот именно, чтобы жить, надо верить,— вставил Малецкий.
Ирена насмешливо взглянула на него.
— Во что верить?
— В жизнь,— не отступал Малецкий. Ирена презрительно усмехнулась:
— Ах, разве что так!
Малецкий уже не мог удержаться. Он остановился и патетически воскликнул,- словно открыл нечто невероятное:
— Однако же ты говоришь, что хочешь жить! Что же это, как не вера в жизнь?
Ирена пожала плечами и приподняла зонтик.
— Вера в жизнь?— повторила она.— Вовсе нет! Просто чем больше видишь смертей вокруг, тем сильнее самому хочется жить, только и всего...
Они замолкли.
— Вот наш дом!— Малецкая показала дом, окруженный молодыми елочками.
Перед домом играли два мальчугана и смуглая, черноволосая девчушка, очень похожая на Влодека Карского. Это была Тереска Карская.
Она стояла в стороне и, заложив ручки за спину, смотрела, как мальчишки, вывалявшись в песке и глияе, сооружают длинную стену из камешков, веток и осколков стекла.
— Что это вы делаете?— задержалась возле них Малецкая.
Один из мальчишек поднял к ней толстощекую чумазую мордашку.
— Это гетто!— с гордостью показал он на стену. В подъезде худенькая и, как дети, смуглая Карская
разговаривала с очень толстой, даже тучной женщиной. Женщина эта, когда они проходили мимо, внимательно и неприязненно, сощурив глаза, оглядела Ирену.
Ирена, по-видимому, заметила это и тут же, на лестнице, спросила:
— Что это за женщина там, внизу, толстая? Она здесь живет?
— Да,— ответил Малецкий.— На первом этаже.
— Кто она, не знаешь? Малецкий пожал плечами.
— Понятия не имею! Фамилия Петровская. Замужем, муж моложе ее, занимается она спекуляцией. Вот все, что я знаю...
Ирена задумалась. Спустя минуту, уже у дверей квартиры Малецких, она снова вернулась к тому же:
— Эта женщина посмотрела на меня не слишком любезно.
Малецкий думал о том же и потому поспешил возразить.
— Да тебе просто показалось!
— Ты так думаешь?— Она мельком взглянула на него.— Что ж, дай-то бог! Мне бы не хотелось, чтобы у вас из-за меня были неприятности.
Малецкий нахмурился.
— Ты слишком впечатлительна!— сказал он гораздо жестче, чем намеревался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112