Она царила вокруг, мертвая, глухая. В ней не было жизни. Была только пустота.
Лукаш почувствовал, что у него на глаза набегают слезы.
— Ах, лис, лис...— прошептал он.
И сердце его сжалось от боли, так как он понял, что никогда уже больше лис не ответит на его призыв: лис исчез. Пошел искать новых людей, новую дружбу. Но где? У кого? В какой стороне? Может ли он найти такое место, где б ему было так хорошо, как здесь? Где будет он скитаться? Где спать?
Лукаш чувствовал, как горючие слезы катятся по его щекам, но в то же время у него было такое ощущение,
словно самое тяжелое и трудное уже позади, словно после бесконечно медленного подъема на вершину горы он начал спускаться по отлогому склону вниз. И этот новый поворот воспринимался как облегченье. «А может, и лучше, что лис пошел себе...»— неожиданно подумал Лукаш. И хотя ему стало стыдно этой мысли, он не отогнал ее от себя. Вытер рукой мокрые глаза и щеки, хлюпнул носом и, вздохнув, вышел из шкафа.
В первую минуту ему пришлось даже зажмуриться — так ослепил его дневной свет. Но он скоро с ним освоился, радуясь, что солнце заглянуло в комнату. Та часть ковра, на которой располагалась пестрая деревня с лесом, речкой и прудом, была уже освещена, но другая часть оставалась пока в тени. Получилась очень красивая картина, и Лукаш опять подумал, что, может, и хорошо, что золотой лис пошел бродить по свету...
Потом у него уже не было времени думать об этом. После воскресного обеда, на который Гжесь привел Кшыштофа, пришла Эмилька и вызвала восторг мальчиков подарком, который она преподнесла Л у кашу,— в виде прекрасной модели «Варшавы».
Эмилька была в новом платьице, синем в белый горошек, с белым отложным воротничком; тонкие косички ее были перевязаны тоже новыми синими бантами. Она разрумянилась, глаза у нее блестели; видимо, она была очень горда — и своим новым платьем, и успехом «Варшавы». Надо сказать, что эта самая «Варшава» чуть не оказалась яблоком раздора, так как Гжесь и Кшыштоф, завладев автомобилем, не хотели подпускать к нему Лу-каша, а тот вовсе не собирался отказываться от своих бесспорных прав. И не миновать бы заварушки, не вмешайся в это дело Эмилька.
— Если вы будете ссориться, я возьму обратно подарок,— твердо заявила она.
Гжесь ударился в амбицию.
— И бери, пожалуйста,— буркнул он, отодвигая от себя автомобиль.
Но в этот момент Лукаш проявил великодушие, сказав, что вовсе не намерен забирать «Варшаву» в свое безраздельное пользование. Благодаря этому, к счастью, обошлось без неприятностей, и Гжесь снова выдвинул прежний проект: строить кооперативную деревню.
Сперва Лукаш пытался провести в жизнь свой план, но были очень сильные доводы, говорившие в пользу Гжесевых наметок.
— Какой ты глупый!— возразил Гжесь, видя, что Лукаш настаивает на своем.— Если ты разбросаешь хаты там-сям, как же ты в этой неразберихе будешь вести рациональное хозяйство?
После этого возникла деревня в том виде, как Гжесю хотелось, потом началась жатва, пошли в ход все машины, приехала из города спортивная команда, по инициативе Кшыштофа, чтобы принять участие в уборочной кампании. Потом Лукашу пришло в голову, что над полями должна разразиться гроза с ливнем, громом и молнией. Но Гжесь воспротивился.
— Нет!— сказал он решительно.— Дождя не нужно. Это повредит хлебам. А наш производственный кооператив должен быть передовым.
Так что дождя не было, и к вечеру, после успешного окончания жатвы, можно было приступить к сдаче поставок и заготовкам.
— Знаешь что?— воскликнул Кшыштоф.— Давай разоблачим кулака.
— Законно!— согласился Гжесь.
— А как вы разоблачите кулака?— спросил Лукаш.
— Очень просто,— объяснил Гжесь.— Кулак толстобрюхий.
— И с противной мордой,— дополнил Кшыштоф — Его сразу узнаешь.
Между тем начало понемногу смеркаться. Вдруг в самом разгаре игры, уже после разоблачения кулака, Кшыштоф наклонился к Гжесю и начал что-то шептать ему на ухо. Тот пожал плечами.
— Оставь его,— проворчал он.
— Почему? Я его спрошу.
Лукаш инстинктивно почувствовал, что речь идет о нем. Он остановил грузовик, на который только что погрузил мешки с мукой — в виде маленьких квадратных кубиков.
— Ну как, Лукаш?— обратился к нему Кшыштоф.— Что слышно насчет золотого лиса?
Лукаш вздрогнул и покраснел.
— Ты видишься с ним? Минуту царило молчание.
Лукаш тихонько положил на грузовик еще один кубик.
— Нет,— пробормотал он.
— Совсем не видишься?
Лукаш поднялся и взглянул на Гжеся, но тот сделал вид, что очень занят.
— Значит, так? Совсем не видишь золотого лиса?
— Конечно, не вижу,— ответил Лукаш.— Ведь никаких золотых лисов нету.
И, чувствуя, что краска все не сходит с лица, отвернулся, подошел к окну.
Осенний день кончался. Синева неба над Колонной Зигмунта и домиком Джона была еще озарена солнцем, но ниже, над склонами откоса, воздух был уже предвечерний, голубой, чистый-чистый и нежный.
«Никогда я не видел золотого лиса»,— подумал Лукаш, вперив взгляд в тихий и спокойный пейзаж за окном. И вдруг почувствовал сильный толчок в сердце: в голубых сумерках возле откоса, среди краснеющих деревьев, прошел золотой лис. Да, это был он, бесспорно, он! Он бежал к спуску и по направлению к городу. Значит, к людям?..
Приблизив лицо к стеклу, Лукаш понял, что стал жертвой иллюзии. Никакого лиса не было. «А может, я еще увижу его?— вдруг подумал он.— Может, он еще придет когда-нибудь ко мне?»
Но, подобно тому видению, и эта внезапная мысль тотчас улетела прочь.
— Лукаш!— послышался голос Гжеся.— Иди играть. Лукаш повернулся, окинул взглядом сидящих на диване мальчиков и Эмильку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112