^
— сына-то, сына-то не стыдится. При нем вешается па шею новому любовнику... Да и он-то хорош! Среди белого дня с публичной женщиной едет, грязью себя марает!
- Э, к ним ничего не пристает! —озлобленно прошептал Обносков и отвернулся в другую сторону.
Только через месяц после свадьбы, то есть после Смерти и похорон Евграфа Александровича, молодой Обносков переехал от Кряжова и устроился своим домом. До сих пор его жена не чувствовала никакой
перемены в своем положении, Только теперь она стала сознавать, что для нее началась новая жизнь. Мать Обноскова поселилась со своим сыном! и рассталась как со своею квартирою на Выборгской стороне, так и со своими жильцами. С первых же дней после переезда на новую квартиру она принялась за хозяйство, за мелкие домашние распоряжения, за перебранку с прислугою и выказала явное намерение не выпускать из своих рук бразды домашнего правления.
— Вы уж, цветочек мой, Агриппина Аркадьевна, не заботьтесь о хозяйстве,— говорила она однажды за утренним чаем невестке.— Вам это дело новое. Хлопот с ним много. Возня с людишками только здоровье ваше испортит. Ведь у нас в Петербурге народ мюшен-ник, выжига, у-у какой продувной!..
— Да я, Марья Ивановна, уже занималась хозяйством у отца,— заметила Груня.— Это совсем не так трудно...
— Из больших средств, не спорю, не трудно, не трудно... У вашего папеньки большие средства были,— заговорила частою дробью Марья Ивановна.— Вот у него и хозяйство совсем другое было, а здесь не то, совсем не то. Ваш папенька богач, а у моего сына средства-то маленькие, надо экономничать, по одежке протягивать ножки...
— Да, маменька права,— заметил Алексей Алексеевич.—Тебе незачем попусту хлопотать и возиться с прислугой и обедами.
— Да я и не настаиваю особенно на этом, но просто мне не хотелось бы без дела сидеть,— промолвила Груня.
— Ну, ангелочек мой, дома дела найдется,—утешала Марья Ивановна.— Без дела не останетесь...
— Делайте, как вам угодно,— ответила Груня и стала пить чай.
Все помолчали.
— Вот вы, кажется, и обиделись,— вдруг упрекнула Марья Ивановна.
— Чем же? Я и не думала обижаться,— изумилась Груня.
— Нет, уж я вижу, что вам не по сердцу мое желание!.. Что ж, я не навязываюсь. Вы хозяйка теперь в доме, вам и книги в руки. Была бы честь предложе-
на, а от убытка бог избавил. Я ведь теперь здесь последняя спица в колеснице...
— Полноте, маменька,— недовольным тоном сказал Обносков.— Что тут за счеты, кто старше. Я не желал бы вообще, чтобы кто-нибудь считал себя здесь старшим, строго заметил он и прибавил: —
Хозяйничаете, распоряжайтесь п не обращайте ни на
кого внимания, делан свое дело.
- Если ты хочешь, я готова. Лепя, только, чтобы после претензий не было, что я худо распоряжаюсь пли много трачу...
- Кто же это будет претендовать, уж не я ли? — Спросила Груня, смущенная всею этою сценою.— Будьте уверены, что я не скажу ни слова, лишь бы Алексей был доволен...
- Алексей! Это вы кого же Алексеем-то величаете? -спросила едким тоном Марья Ивановна.— Уж не мужа ли? Ну, через месяц после свадьбы, кажется, рано бы его так называть. Можно бы и поласковее быть, Ведь это только холопов зовут Алексеями-то.
— Эх! — с досадой махнул рукой Алексей Алексеевич и нетерпеливо начал постукивать ногой.
- И меня-то вот вы все называете Марьей Ивановной да Марьей Ивановной,— не унималась старуха. А ведь не грех бы и маменькой назвать. Ведь уж как вы там ни думайте, а я все-таки мать вашему мужу. Оно, может быть, по-вашему, по-новому, и не принято уважать старших — ну да ведь вам не с теми вертопрахами жить, которые старших-то в грош не ставят. Нет,, голубчик мой, вы со старыми, с честными людьми живете.
- Да что это вы, матушка, левой ногой, верно, встали? с раздражением заметил Обносков.
Марья Ивановна так и развела руками от удивления.
Ну, батюшка, от тебя-то я этого не ожидала,— произнесла она и торопливо поднесла платок к глазам......И то сказать, теперь жена тебе ближе, я третий человек, лишний человек в доме...
Алексей Алексеевич махнул рукою и вышел из комнаты.
— Вот полюбуйтесь, что вы наделали: сына с материю поссорили,— упрекнула.Марья Ивановна неве-
стку.— Сами матерью . будете, поймете это... Чужие слезы отольются, рано ли, поздно ли, а отольются.., Груня наморщила свой лоб и сидела совершенно безмолвно, начав вышивать. Ей первый раз в жизни пришлось испытать такую пошлую, такую бесцельную семейную размолвку. Несколько раз у нее навертывались на язык ответы старухе, но известный такт, свойственный свежим и чистым натурам, не позволял ей вставить какое-нибудь слово в поток этих мелочных придирок. Молодая женщина была, по-видимому, даже спокойна, только игла в ее руке все попадала не туда, куда следовало, и слегка дрожала. Старуха Обноскова перемывала чашки и время от времени бросала злые взгляды на невестку и покачивала головой, видя, что та не обращает на нее внимания.
— Вот вы теперь молчите и дуетесь,— начала снова Марья Ивановна.— Вы в душе-то меня ругаете, а ведь я вам же добра желаю. Вы-то по глупости, да по неопытности что-нибудь при людях скажете, мужа Алексеем, как лакеишку, обзовете, либо мать, как чужую, Марьей Ивановной величать станете, а вас и осудят, и пойдут славить: «Вон они как живут, заговорит про нас народ, как кошка с собакой! У них и имени-то ласкового друг другу нет даже при людях, а уж что же должно быть, как Они с глазу на глаз останутся». А худая-то слава бежит... Вы меня благодарить должны, что я вас семейной жизни учу. Ведь и я была молода, и меня учили. Ох, как учили!.. Вы вот и подумайте обо всем, да и поймите, правду ли я говорю;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90