.. Конечно, это небольшая сумма, но что прикажете делать: больше мы не могли выдать... Времена, времена плохие! — приподнял граф плечи.
— Кажется, в компании обыкновенно выдается годовое жалованье,— несмелым топом заметил Обносков.
— Да, но это не идет в счет похоронных денег. Я уже озаботился, чтобы единовременное пособие было выдано жене покойного.
— Вы, вероятно, введены в ошибку: он не был женат, граф,— быстро перебил Обносков, и его лицо зарумянилось от волненья.
—- Ну да, ну да,— повертел граф рукою в воздухе.-— Не был венчан... Но это все равно. У них были дети.
— Помилуйте, это совсем не все равно,— уже совершенно серьезно проговорил Обносков,
— Ну, конечно, конечно, не все равно,—ответил граф совершенно спокойно, но у него слегка покоробило лицо, так что посторонний наблюдатель мог бы заметить под маскою этого наружного спокойствия следы подавленной досады.— Но я хотел сказать,— продолжал он, - что покойный мой друг жил столько лет этом женщиной и гражданском браке...
— У пас, граф, не существует подобных браков,— холодно заметил Обносков.
— Э, боже мой, вы гоняетесь за словами! — не-терпеливо произнес граф, едва не топнув ногою.
- Не за словами, а за идеями, за идеями! Гражданский брак выдумали нигилисты, а это была просто незаконная связь...
—Ну, связь, прекрасно! Вам нравится это слово, возьмите его. Но эта связь продолжалась столько лет и была так серьезна, что ее нельзя считать простым развратом, и та женщина, с которой жил мой покой-ный Друг, имеет право на нашу помощь.
И этих делах, граф, давность по нашим законам! ничего не поправляет,— настойчиво стоял на своем Обносков.— И никто не имеет права отдать этой женщине деньги, следующие наследникам моего дяди,
ник го!
Я! резко проговорил граф Стругов, уже ме-ТавШИЙ глазами молнии на Обноскова.—То есть наша компания,— вдруг спохватился граф, увидав, что Обнос новым подмечено его раздражение, и принял снова свое холодно-спокойное выражение.
— Разве вы, граф, и ваша компания стоите вне Общих государственных законов? — едко спросил Обносков.
— Нет-с, как можно! Мы подчиняемся им, как и все другие, уже насмешливо ответил граф.
Гак как же ВЫ отдадите- наши деньги ей?
Не ваши, а свои. Мы их и за окно можем бросить, уже совсем весело усмехался граф и смотрел па Обпоскова как-то сверху вниз, точно перед ним находилась какая-то маленькая, едва заметная букашка.
Да ведь эти деньги нам следуют по закону!-волновался Обносков.
— По какому? — бросил на него насмешливый-взгляд собеседник.— Где это вы нашли закон, что
компания обязана выдавать годовое жалованье родным ее умерших агентов?
На лбу Обноскова проступил холодный пот; это не ускользнуло от внимания графа; он сохранял спокойствие и смеялся в душе.
— Я, граф, принужден вам сказать, что, по моему мнению, вы просто желаете потакать разврату. Вы хотите покровительствовать тому, что преследуется нашими законами. Я готов все это считать шуткой, так как самое ваше положение в свете не оправдывает такого образа действий. Если бредни какого-нибудь безродного отрицателя брака и законных прав на наследство могут быть только смешны, то ваше поощрение, ваше признание прав любовницы и незаконнорожденных детей на наследство просто опасны.
Граф молчал, точно. Обносков шипел где-то очень далеко внизу и его слова не могли долетать до той вершины, где стоял его гордый противник.
—. Я, граф, должен вам заметить,— прошептал Обносков, задыхаясь от злобы,— что я буду требовать законным порядком.
— Вы? — спросил граф, взглянув сверху вниз прищуренными глазами, и вдруг начал усердно креститься.
Это взбесило Обноскова. Он готов был растерзать противника за эту злую выходку и даже не заметил, что в комнате уже началась служба.
— Я понимаю, что вы стоите так высоко, что я в сравнении с вами...— шипел он, забывая всех и все, кроме шести тысяч пособии.
— Вот вы меня в нигилизме заподозрили, а сами, как кажется, совсем не уважаете святости наших церковных обрядов,— отеческим шепотом заметил граф и добродушнейшим образом с. упреком покачал головою.
Обносков опомнился и стал еще зеленее, а граф продолжал усердно молиться.
Отпевание кончилось. Родные стали прощаться с покойником; раздались дикие крики трех родственниц и утешения гостей. Стефания Высоцкая, закутанная в черную тальму, спускавшуюся почти до полу, стояла неподвижно в углу. Она была бледна, как мертвец. Сын стоял около нее покажется, боялся, что она упа-
дет в обморок. Наконец, гроб понесли. Граф Григорий Стругов, его брат и его друзья были в числе несущих. Высоцкая пошла за гробом в отдалении. Она едва переступала.
— Неужели вы до кладбища думаете идти пешком? — спросил ее кто-то по-французски.
Она вздрогнула, как бы пробуждаясь от тяжелого сна, и обернулась. Перед ней стоял граф Стругов.
— Ах, это вы, граф,— приветливо улыбнулась она грустною улыбкою.— Кажется, не дойду.
— Так садитесь в мою карету. Сыро сегодня. Я тоже еду с Мишелем,— пригласил граф Высоцкую и указал па своего сына Мишеля, учившегося в гимназии вместе с молодым Высоцким.
Товарищи уже разговаривали между собою. Высоцкая согласилась на предложение. Все четверо стали садиться в карету графа.
— Гляди, гляди! Развратница-то, развратница-то наша! высунулись из своей кареты сестры покойни-К8, дергая за рукав задумчиво сидевшего против них племянника.— С графом села, в его карету села! Хоть бы братца-то, нашего голубчика, похоронить дала, да уж тогда и шла бы на все четыре стороны...
— А-а! — протяжно проговорил Обносков, что-то соображая. 'Гак нот он отчего ей покровительствует!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90