Высоцкая была, по обыкновению, проста, весела, спокойна, но она не обращала ни малейшего внимания на Груню. Раза два Груня прямо обратилась к ней с какими-то вопросами и получила односложные ответы. Ее немного удивила и задела за живое такая, по-видимому, ничем не заслуженная холодность, близкая к невнимательности. После завтрака Высоцкая уехала, очень вежливо, но холодно поклонившись Груне и даже не протянув ей руки. В душе молодой женщины закипело чувство негодования. Она была оскорблена, что перед нею, перед честною и чистою, держит так высоко голову это падшее создание. Но в то же время молодая женщина не могла не сознаться, что в этом падшем создании много привлекательной грации, беспечной веселости и подкупающего прямодушия, хотя все эти обаятельные качества сразу исчезали, как только это падшее создание обращалось лицом к Груне, и заменялись выражением спокойной, бесстрастной холодности.
— Скажите, пожалуйста, Высоцкая, кажется, не любит меня?—спросила Груня Веру Александровну, уловив удобную минуту, когда они остались вдвоем.
— Нет, милочка, ангелочек, она всех любит, она добрая,— сентиментальничала по старой привычке младшая Обноскова.
— Зачем вы говорите неправду? — пристально посмотрела Груня на ее смущенное лицо с моргающими глазками.— Она не любит меня?
— Да... то есть, душечка, она не вас не любит... она вашего мужа не любит,— конфузясь, объясняла Вера Александровна.
— Но чем же я виновата, что мой муж дурен? — спросила Груня, нахмурив брови.
— Ну, полноте, милочка! Ах, какие вы, право, строптивые!—увивалась Вера Александровна, желая ускользнуть от ответа.
— Нет, однако... Она, верно, говорила вам'что-нибудь по этому поводу,— настаивала Труня.
— Ах, да ведь это сплетни будут, если передавать...— мялась младшая Обноскова.
— Какие же это сплетни? Мне очень нужно знать, как она смотрела на меня, чтобы не напрашиваться напрасно на встречи...
— Вы не сердитесь на нее, она добрая...
— Но что же она говорила? Что я виновата в том, что мой муж дурен? Что я его в руках держать не умею? — насмешливо спрашивала Груня.
— Нет... Она... Ах, да вы рассердитесь!.. Она говорит, что с дурным мужем может жить только дурная жена,— совсем растерялась слабодушная Вера Алек-, сандровна и еще более заморгала глазами.
— У нее совсем извращенные понятия! — холодно произнесла Груня, вставая с места.
— Вот вы и рассердились!.. По глазам вашим вижу, что рассердились,— слезливо шептала младшая Обноскова, целуя Груню.
— Нисколько! Эта женщина, несмотря на свое доброе сердце, просто жалка,— холодно ответила Груня.
Это свидание с Высоцкой и разговор с Верой 06-носковой могли отбить навсегда в молодой женщине охоту продолжать начатое знакомство, и Груня действительно решилась не напрашиваться на встречи с Высоцкой и готова была при случайном свидании с нею поднять также гордо и высоко свою молоденькую, почти детскую головку.
«Передо мной ей нечем гордиться,— думала Груня: — я чище и честнее ее... Я не жила с посторонним мужчиной и не убегу от законного мужа...»
Чем заметнее поправлялся Алексей Алексеевич, тем более охладевала Марья Ивановна к своей невестке, видя, что беда миновала их семью, и не имея сил продолжать мирную жизнь. Груня не могла не заметить этой перемены, так как переход от ухаживанья к нападениям был довольно резок и не походил на
случайные семейные недоразумения, которых было немало и во время болезни Алексея Алексеевича. Случа-, ев для придирок к невестке находилось всегда довольно: то свекровь сердилась, что невестка неизвестно куда отлучается иногда из дома, то она злилась на ее холодность, то просто упрекала ее за вялость и нерадивость характера. В один прекрасный день эти мелкие нападения перешли в серьезную сцену и не остались бесплодными. Началось, по обыкновению, с пустяков: Алексею Алексеевичу попался в руки разорванный платок, и он заметил жене, что надо поаккуратнее смотреть за бельем. Этого было вполне достаточно для Марьи Ивановны, чтобы начать бурную сцену, как только ее сын ушел в должность.
— Вы и за мужем-то ходить не умеете! — проговорила она, обращаясь к Груне.— Вам до него и дела нет. Он трудится, он работает, а вы живете себе барыней и ни на что внимания не обращаете. Болен ли он, здоров ли, вам все равно, в вас и перемены ника-~ кой не заметишь. Точно рыба, прости господи, какая! Вам бы вот статуем быть; комнаты украшать собою!
Груня с безмолвным удивлением выслушала эти неожиданные комплименты.
— Дивлюсь я, право, на вас,— продолжала свое пиленье свекровь.— Ни ссорами, ни ласками ничего из вас не поделаешь... Я-то, дура, думала: ну, вот, у нее муж при смерти лежит, авось, она одумается, авось, к семье привяжется, так нет! куда! То же самое вижу, что и прежде... И куда вы это из дому стали бегать? Каких таких знакомых нашли?
— Кажется, я не обязана отдавать вам отчет, куда я хожу,— вспыхнув, заметила Груня.
— А кому же и отдавать отчет, как не мне? — воскликнула Марья Ивановна.— Кажется, мне Леня-то сыном приходится, недаром меня матерью называли, мне его честь дороже всего...
— Что же это вы, подозреваете меня в чем-нибудь? — с невольным отвращением спросила невестка.
— Кто вас знает? Вы рядитесь, за вами ухаживают, вам комплименты разные говорят, а голова-то у вас молодая да ветреная, так ведь и бог знает, что вам на ум взбредет.
— Да кто же это за мной ухаживает здесь? — пожала плечами Груня
— Мало ли кто! Да вот хоть бы Петра Петровича, например, взять,— прошипела Марья Ивановна и зорко посмотрела злыми глазами на невестку.— Разве вы думаете, что никто не замечает, как он за вами увивается да что-то нашептывает вам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90