Вы видите, что я имею право давать зам. на-" ставления, хоть это и неприятно вам,— улыбнулся. Обносков.— Но что бы ни было в прошлом, оно непоправимо... Поэтому самое лучшее будет с вашей' стороны сознаться, не сделано ли вами долгов, и если, к счастью, вы не успели их сделать, а могли обойтись теми деньгами, которые вы всегда можете достать здесь, то вас попросят на будущее время изменить образ жизни и побольше думать о деле, а не о разврате.
— Да, да, Павел, сделай мне это удовольствие и веди себя порядочно,— ласково промолвил Кряжов, полагая, что вся история пришла к концу.
— Во всяком случае, добрейший Аркадий Васильевич и я, мы постараемся следить за вами более1 зорко, чем следили прежде,— ввернул Обносков.
— Что же это я буду жить под надзором домашней полиции и шпионов-любителей? — гневно воскликнул Павел.
— Вы это своего воспитателя шпионом называете? — едко спросил Обносков.
— Нет, вас! — резко ответил Павел.
— Ты опять-таки говоришь дерзости,— рассердил-' ся Кряжов.— Ты благодарить должен Алексея, что он заботится о тебе, заботится потому, что я прошу его об этом... Н-да!
— Ты просишь? — бледнея произнес Павел.— Так ты думаешь, что я когда-нибудь стану уважать этого человека или подчиняться ему?
— Да, да, и будешь, если я заставлю! — сказал Кряжов с какою-то старчески-добродушною и настойчивою уверенностью.
— Ну, нет!
— Не нет, а да! И если я тебя жить у Алексея заставлю, так и жить там будешь. Да! — настаивал Кряжов, до комизма стараясь быть строгим.
Он так сжился с Павлом, что все еще видел в нем того самого ребенка, который сиживал: у него когда-то,на коленях.
— В таком случае, я лучше заранее уйду из твоего дома,— промолвил Панютин.
— Этим-то, вероятно, и выразится ваша любовь к отцу? — спросил Обносков и с умыслом впервые назвал в этот день Кряжова отцом Павла.
— Какой я ему отец! Мы чужие! Вы видите: жил-жил на квартире, а теперь не понравилась, так на другую переехать хочет,— с горечью промолвил старик— Ну, что ж, переезжай! Да поскорей переезжай! Что долго раздумывать? И тебе, и мне покойнее будет.
— Покойнее всех будет вот этому мерзавцу,— вымолвил Павел, стискивая зубы, и указал на 06-носкова.— Он погубил одну половину твоего счастия, теперь губит и последнюю. Жаль мне тебя, отец. Обносков позеленел.
— Что? — вскочил Кряжов со своего места.— Ты, подобранный с улицы, наплевал на меня за все мои благодеяния, да ты же еще смеешь оскорблять горячо преданных мне и избранных мною людей?
— Э, какое тут благодеяние, если подберут щенка да потом станут его на веревке водить и позволять каждому негодяю с улицы ломаться над ним! — проговорил, задыхаясь Павел.
— Если бы вы не были мальчишка, так вы расквитались бы со мною за свои дерзости,— прошипел Обносков.
— Напротив того, только из того, что вы не расплачиваетесь со мною, я и понимаю, что я уже не мальчишка,— рассмеялся нервным смехом Павел.
— Ступай вон!.. Иди!.. И не смей более являться ко мне на глаза!— кричал Кряжов.
Павел вышел. Кряжов зашагал по комнате, развязал на ходу шейную косынку, швырнул ее в сторону и расстегнул ворот рубахи.
— Негодяй, как он расстроил вас,— проговорил Обносков.
Кряжов ходил по комнате, изредка отирая ладонью свой лоб.
-И ведь черствость сердца какая,— еще решился произнести Обносков.
Кряжов все ходил молча. Взял со стола, салфетку, отер ею вспотевшую шею и стал засовывать салфетку в карман.
— Я пойду, добрейший Аркадий Васильевич. Прощайте,— поднялся со своего места Обносков, совершенно сконфуженный молчанием тестя.
— Хорошо... Прощай!..
Кряжов даже не взглянул на зятя и продолжал шагать по комнате из одного угла в другой.
Изредка потирая себе лоб, старик размышлял о тысяче предметов; Думалось ему, что не умел он составить ни своего счастья, ни счастья любимых детей. «Ведь вот и Павел обозлился, нагрубил, уходит от меня, а все-таки ему не сладко. И у Груни есть какое-то горе, что-то случилось у нее с мужем, отчего-то она худеет... Теперь хоть в могилу ложись, да умирай! И как это Алексей так повел дело, что разозлил Павла... Ведь и в самом деле, не мальчишка же Павел, не ребенок он. А я чего смотрел, чего молчал, покуда Алексей говорил? Ведь я своими руками подложил огня к ссоре... Ну, да и то сказать, мог бы и помолчать передо мною Павел. Ведь не грубила же, покорялась же мне Груня?» И вдруг в голове Кряжо-ва возникли вопросы:, нашла ли счастие за свою покорность Груня? Наслаждается ли она семейными радостями в доме навязанного ей мужа? Доставила ли эта покорность наслаждение хотя самому ему, Кряжову?—- На все эти вопросы он готов был отвечать скорее отрицательно, чем утвердительно. Начались думы о том, что и сам Кряжов вел такую же жизнь, какую вел Павел, что и он еще мальчишкой бежал из школы, потом студентом бежал от своего дяди, потом профессором вышел в отставку по капризу из университета.
— Что же, уж не мне ли прощения просить у Павла? Нет, молод еще он для этого! — рассуждал старик.— И какой черт дернул Алексея впутаться в это дело! — топнул он ногою, вытащил из кармана салфетку, чтобы отереть лоб, посмотрел на нее с каким-то тупым удивлением и швырнул на пол.— Прав-
ду Груня говорила, что ни я, ни Алексей не сумеем повести дело,— продолжал он.— Однако почему она так скверно говорила о муже? На что намекал Павел, говоря, что Алексей погубил уже половину моего счастья? Что у них там делается? Скрытная она, молчит все... Вот и Павел такой же был... За дурака они меня считают, за бессильного ребенка... Да я ребенок и есть, не умею я жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90