Немногие смогли бы узнать ее сейчас. Нижняя часть лица, едва видневшаяся из-под вуали, казалась серой и сморщенной. Она сидела, прямая и неподвижная, как восковая кукла, прислоненная к мягкой спинке кресла.
Даниэль почувствовал руку Андреаса у себя на плече и стряхнул ее.
– Я в порядке, – сказал он.
Он смотрел на живой труп, и что-то похожее на жалость всколыхнулось в его душе. Он различал ее глаза сквозь вуаль. Они потеряли свою лисью остроту, в них больше не было злобы. Веки у нее обвисли и закрывались сами собой, она даже не могла поднять на него взгляд. Она смотрела мимо него, мимо Андреаса, на могилу Фанни. Две крупных слезы медленно покатились по ее впалым щекам и упали на парализованные руки.

ЧАСТЬ VI
50
Глядя на себя в зеркало на двери своей спальни, Бобби жалела, что у нее нет никаких особых талантов. По крайней мере, таких талантов, каких от нее ждали учителя и ее мать.
Мадам Морье, учительница рисования в ее школе в Трувиле, была горько разочарована, обнаружив, что у нее нет способностей к изобразительному искусству. Поначалу учительница из провинциальной школы, которой доверили воспитание дочери прославленной художницы, чувствовала себя взволнованной и польщенной. Она предавалась мечтам о том, как она разовьет скрытые таланты юной Роберты, когда та пойдет в местную школу. Увы, ее мечтам не суждено было сбыться. Чуть ли не каждый день Роберта Алессандро приходила в школу с ободранными и исцарапанными от лазания по деревьям и игр на спортплощадке руками! Ее длинным и сильным пальцами не хватало чуткости, грифель ломался в них и безбожно пачкал не только лист бумаги, но и ее лицо и руки.
Бобби, бесспорно, была неглупа, поэтому, когда мадам Морье рассталась с надеждой, другие преподавательницы вступили в бой, стараясь выявить, чем дочь такой матери несомненно одарена от природы. В конце концов, рассуждала мадемуазель Дели, школьная директриса, Али Алессандро была не только знаменитой художницей, но и преуспевающей деловой женщиной, сумевшей заработать миллионы. Никто из учителей ни разу всерьез не задумался об отце Бобби. Автогонщик, одержимый безумной манией скорости и опасности, вряд ли мог что-то предложить своей дочери.
К 1982 году мадемуазель Дели и ее коллеги отказались от всех своих попыток. Бобби была «твердой четверочницей», она никогда не опозорила бы школу, но и прославить ее не смогла бы. Хорошо еще, вздыхали они в учительской над традиционной чашкой кофе с молоком во время большой перемены, что она перестала лазать по деревьям, как обезьянка, и наконец поняла, что с мальчиками можно не только драться.
Бобби снова взглянула на себя в зеркало. Может, ей и не хватало интеллекта или творческих талантов, но местных мальчишек это, похоже, ничуть не смущало. Их вполне устраивали простой здравый смысл и сообразительность, а кроме того, – Бобби улыбнулась, пробуя закрутить свои густые, блестящие волосы в замысловатую прическу и прикидывая, не пора ли ей, несмотря на прекрасный естественный цвет лица, начать пользоваться тональным кремом, – они находили ее привлекательной. Особенно, – она слегка покраснела, вспомнив о нем и заметив, как ее переменчивые глаза начинают светиться зеленым светом, – Люсьен Жоффрей, сын владельца конной фермы в окрестностях Довиля. Последние семь недель он уделял ей все свое внимание.
Бобби взглянула на часы и подскочила на месте. Люсьен заедет за ней меньше чем через час, а она еще даже ванны не приняла. Она бросилась в ванную, отвернула краны на полную мощность и вылила в воду мерный колпачок ароматического масла. Душистый пар наполнил комнату. На мгновение Бобби прислонилась к мраморной стене – у нее закружилась голова от чего-то, внезапно нахлынувшего… наверное, это называлось желанием.
До недавних пор, до встречи с Люсьеном, вдруг поняла Бобби, ее основной инстинкт спал – не то что у других девчонок ее возраста. Но этот красивый восемнадцатилетний юноша с аристократическими манерами и ртом искусителя заставил ее очнуться. Когда Люсьен впервые поцеловал ее, Бобби отпрянула, удивленная и слегка встревоженная, но он обхватил ладонью ее затылок и тихонько, но властно притянул обратно к себе. Ей показалось, что он нашел глубоко спрятанный переключатель глубоко у нее внутри, ловко включил его и вызвал искру, с тех пор ярко вспыхивающую всякий раз, когда она всего лишь думала о нем.
Бульканье в ванне напомнило ей о том, что вода вот-вот хлынет через край. Бобби торопливо завернула краны, сняла длинную футболку, которую предпочитала любой другой домашней одежде, заколола волосы на макушке и залезла в ванну. Намылив натуральную губку мылом «Шанель», она принялась растирать ею тело, стараясь не замочить волосы, вымытые только этим утром. Потом она встала в ванне, намылила между ног, и опять ее пронзил электрический разряд желания. Она быстро нырнула обратно в воду, напрягая всю свою волю, чтобы удержаться от искушения задержаться и заняться исследованиями. Она не должна опаздывать: Бобби не уважала людей, которые нарочно заставляли других ждать. Кроме того, сам Люсьен как-то раз сказал ей, что это глупые игры и ему нравится, что она в них не играет.
Вытираясь большим махровым полотенцем, Бобби пожалела, что не может надеть в этот вечер что-нибудь мягкое и женственное, но Люсьен собирался отвезти ее на картинг неподалеку от Гавра. Было бы нелепо появиться на спортивных состязаниях в чем-нибудь кроме джинсов. Зато никакие обстоятельства не могли ей помешать надеть что-нибудь сногсшибательное сверху, и она быстро перебрала в уме весь свой гардероб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142