«Предстоит еще один неприятный разговор». Она мысленно собралась с силами.
– Бобби, – начала она. – Теперь, когда ты знаешь правду… – Она остановилась, подыскивая правильные слова. – Теперь ты должна понимать, почему я была так категорически настроена против твоего участия в гонках.
– Конечно.
Краем глаза Александра заметила, как напрягся Андреас, и посочувствовала ему всем сердцем.
– Я не хочу никаких поспешных решений, поверь мне, – осторожно продолжала она, – но по крайней мере теперь мы все можем сесть и спокойно все это обсудить…
– В этом нет нужды, – прервала ее Бобби.
– Но мы должны…
– Поверь, я все понимаю.
Александра бросила еще один участливый взгляд на Андреаса, сидевшего с непроницаемым лицом.
– Нам действительно нечего обсуждать, – повторила Бобби.
Взгляд Александры потеплел.
– Я очень рада.
Бобби переглянулась с отцом.
– Мне кажется, это ты не понимаешь, мама.
– Что ты хочешь… – Александра осеклась на полуслове.
– Я хочу сказать, – ответила Бобби, – что обсуждать нечего, потому что все это не имеет значения. Да, я теперь знаю, почему ты была так обеспокоена, честное слово, я все понимаю. Но ты была не права.
– Бобби, я всего лишь прошу тебя…
– Я знаю, о чем ты меня просишь, но это невозможно. – Бобби бросила на мать умоляющий взгляд. – Может, любовь к гонкам у меня и не в крови, но каким-то образом, мам, она возникла во мне. И никакие письма на свете не могут этого изменить. – Она подошла к Александре, взяла за руку, но та вырвала ее. – Может, настала твоя очередь взглянуть в лицо фактам, мам, – обиженно протянула Бобби. – Ты приехала сюда, так почему бы тебе не взглянуть, что я умею. – Она попыталась улыбнуться. – Я не буду делать глупости, поверь. Папа заставил меня поклясться, что я брошу это дело, если не буду делать успехи, если не сдам экзамен, и я сдержу слово. И потом, я ведь не буду заниматься этим вечно…
– Вечно! – отчаянный крик Александры поразил их всех. – Бобби, если твои кости будут размолоты в кашу, если твое лицо будет изрезано до неузнаваемости, если ты окажешься на цинковой плите в морге, – вот тогда ты узнаешь, что такое «вечно»! «Вечно» ты будешь лежать в могиле!
Ответ Бобби прозвучал тихо, но с достоинством:
– Я это знаю. Мне хватает здравого смысла испытывать страх.
– Все гонщики испытывают страх, – впервые подал голос Андреас. – Все хорошие гонщики.
Александра перевела взгляд с Андреаса на Бобби.
– Вы уже все обговорили, не так ли? Я оставила вас наедине… чтобы вы могли успокоить друг друга… но вы даром времени не теряли, верно?
– Али, дорогая…
– Не смей называть меня так!
Теперь, когда она проиграла, Андреас смотрел на нее с жалостью.
– Папа, – беспомощно обратился он к Роберто, – ты можешь что-нибудь сказать?
Роберто посмотрел на сына долгим взглядом и покачал головой.
– Un cerchio , – пробормотал он. – Sono colpevole .
– Нет, папа! Это неправда!
– Что сказал дедушка? – тихо спросила Бобби, но никто ей не ответил.
Александра встала, подошла к Роберто и нежно погладила его седую голову.
– Это не ваша вина, папа. Вы ни в чем не виноваты. Вы не должны винить себя.
Он прижал ее руку к своей щеке.
– Mia cara, – его глаза увлажнились от слез, – ты не можешь попытаться их понять?
– Нет, папа, это невозможно.
Он тяжело вздохнул. Потом медленно, с трудом поднялся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
– Пожалуй, тебе следует побыть с ним немного, – холодно сказала Александра Андреасу.
– Али, ради всего святого…
– Мне ты больше ничего не можешь сказать, так что даже не пытайся.
– Мама, ну неужели ты не можешь хотя бы…
– Нет, – отрезала Александра. – Я ухожу.
– Куда ты пойдешь? – в смятении спросила Бобби.
– Али, прошу тебя! Останься здесь, – умоляюще попросил Андреас. – Давай поговорим, давай все обсудим вместе!
– Зачем? Ты уже слышал, что сказала наша дочь. У тебя есть возражения? Разумеется, нет, откуда им взяться! Ведь ты получил все, о чем мечтал!
Она решительно направилась к двери и распахнула ее.
– Мам, ну пожалуйста, скажи нам хотя бы, куда ты идешь! – В голосе Бобби слышалась неподдельная тревога. – Ты же не собираешься вернуться во Францию?
Александра так резко обернулась, что едва устояла на ногах.
– А это имеет значение?
Она с громким стуком захлопнула за собой входную дверь и закрыла глаза.
«Одна дверь закрывается, – подумала она с горечью, – а другая захлопывается».
53
– Ты не против того, что я вернулась?
– Неужели об этом нужно спрашивать?
– Вообще-то нет.
Даниэль и Александра сидели у пруда с кувшинками в «Розовой шляпе» на белых садовых стульях с мягкими подушками. Было шесть часов пополудни, солнце стояло еще высоко в небе, согревая их.
– Мне бы хотелось познакомиться с Клодом Моне, – задумчиво произнесла Александра. – Знаешь, он провел свое детство в Нормандии.
Даниэль улыбнулся.
– Чего бы тебе еще хотелось? Или хочется?
– Ничего особенного. – Она пожала плечами и вздохнула. – А может, очень многого. Наверное, мне бы хотелось обрести хоть немного покоя. Как у Моне.
– Как тебе работается в последнее время?
– Неплохо. Думаю, Онфлер пошел мне на пользу. – Она зевнула и потянулась. – С тех пор, как я там поселилась, мне совершенно расхотелось писать портреты. Природа куда более естественна, чем люди. Она все принимает как должное. Когда наступает время увядания, она умирает с достоинством.
– Ты когда-нибудь рисовала Бобби?
– Очень часто. Особенно когда она была помладше.
Даниэль пошевелил траву босой ногой.
– Я помню написанный тобой портрет Андреаса. Он показывал его мне.
– Сильверстоун, Англия, – улыбнулась Александра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142