– Он постучал холеным, тщательно отполированным ногтем по папке из крокодиловой кожи, в которой лежали документы. – А теперь, я полагаю, нам следует перейти к делу, миссис Алессандро.
Александра дважды меняла адвокатов, пока не нашла такого, который понял ее нравственные колебания. Андреас тоже даром времени не терял, хотя и прилагал усилия в несколько ином направлении: он искал лучшего в городе специалиста по опеке над детьми. Ему больно было терять Али, но мысль о расставании с Бобби была для него хуже ада. Тот самый демон разрушения, что толкнул его на расторжение брака, внушил Андреасу еще одну безумную мысль: он вдруг уверовал, что Александра, особенно если ее надоумит адвокат, попытается использовать его бесплодие, чтобы отнять у него Бобби.
– Этого спора следует всеми силами избегать, мистер Алессандро, – пытался внушить ему его адвокат. – Предупреждаю, у вас нет ни единого шанса выиграть. Гораздо разумнее настаивать на возможно более широком праве посещения.
– Нет! – взорвался Андреас. – Я вам уже говорил: не позволю сделать из себя «воскресного папочку»! Бобби не будет болтаться между нами как чертик на ниточке! Я не стану покупать любовь дочери экскурсиями в зоопарк! Я ее не отдам!
Его адвокат сокрушенно покачал головой.
– Боюсь, вам придется это сделать.
Андреас грохнул кулаком по столу.
– Мне говорили, что вы лучший специалист по опеке во всем этом проклятом городе! Это так или нет?
Адвокат пожал плечами.
– Бывает и так, когда повезет. – Он устало вздохнул. – Почему бы вам не попытать счастья с кем-то другим, мистер Алессандро? Я не против. У меня за спиной действительно внушительный список выигранных дел. Я вовсе не жажду его испортить.
17 мая 1971 года судья присудила Александре единоличную опеку над дочерью. Андреаса она проинформировала о том, что его превосходные отцовские качества никем не ставятся под сомнение, и ознакомила с расписанием свиданий, включающим посещения каждое второе воскресенье, два выходных раз в месяц и ежегодные двухнедельные каникулы либо единовременно, либо поделенные на два недельных периода по соглашению.
Андреас швырнул бумаги в лицо судье, был дважды предупрежден, а затем оштрафован за неуважение к суду. Три часа спустя он пришел в квартиру у Центрального парка, забрал свои вещи и в присутствии Бобби поблагодарил Александру за то, что она разрушила его жизнь.
Девочка безутешно проплакала до самого вечера. Это был самый длинный день в ее юной жизни.
– Когда мы его увидим? – спросила она за завтраком на следующее утро, гоняя по тарелке ломтик хлеба, поджаренного по-французски с молоком и яйцом. Глазки у нее были красные, заплаканные, а под ними залегли глубокие темные круги.
Александра чувствовала себя такой же обездоленной, как и ее дочь.
– Скоро, – обещала она, все еще уверенная, что говорит правду.
Воскресенье пришло и миновало. Последние выходные мая настали и прошли – такие же пустые, как и предыдущие. Растерянная, сбитая с толку Александра придумывала отговорки для Бобби, а на душе у нее самой становилось все мрачнее.
Она позвонила Даниэлю.
– Его здесь нет, Али. Он в Европе.
– Поехал к отцу?
– Вряд ли. Роберто никогда бы этого не понял.
– А ты понимаешь, Дэн?
– Конечно, нет.
– Это разрывает сердце Бобби.
– Его сердце уже разорвалось.
Прошел 1971 год. Андреас оставался недосягаемым, Александра и Бобби были вынуждены сами справляться со своим одиночеством. Раньше, бывало, Александра с трудом выкраивала время для творчества, теперь, когда Бобби почти все время, за исключением каникул, проводила в школе, у нее не осталось иных занятий, кроме работы в мастерской. Друзья относились к ней с большим участием, особенно Тео Салко и Руди, каждую неделю справлявшиеся, все ли у нее в порядке. Знакомые, движимые наилучшими побуждениями, приглашали ее на вечеринки и званые обеды, во время которых Александру неизменно усаживали рядом с каким-нибудь многообещающим холостяком. Для нее эти светские мероприятия превращались в сплошное мучение.
Ей не нужен был другой мужчина, она все еще любила своего мужа, но сама мысль о любви не вызывала у нее никаких иных ассоциаций, кроме боли. Александра понимала, что это пройдет, что холодные одинокие ночи, проведенные в большой супружеской постели, со временем перестанут мучить ее бессонницей, что спазмы в горле, нападавшие на нее приступами всякий раз, как она смотрела на портрет Андреаса, висевший в холле, или слышала его имя, постепенно сойдут на нет.
Ей все острее стало не хватать женской компании, близкой подруги. В прошлом ее жизнь была переполнена: у нее был муж, ребенок и столько заказов, что на все остальное времени просто не оставалось. В столь плотное расписание невозможно было втиснуть дружескую женскую болтовню за чашкой кофе или совместный поход по магазинам. До сих пор, вдруг осознала Александра, ей хватало ее собственного общества, она была слишком поглощена собой.
Теперь, как и прежде, в критические моменты жизни, Александра с головой бросилась в работу. Новая персональная выставка была запланирована на лето 1972 года, и она искала новые темы и мотивы для экспозиции. В прежней мастерской ее преследовали болезненные воспоминания, поэтому она сняла другую на Западной стороне – где стала работать над триптихом, а когда он был закончен, над серией гигантских абстрактных полотен, основанных на мотивах нью-йоркской жизни.
Александра работала слишком быстро и слишком много, часто жертвуя сном и здоровьем, но она справлялась и с работой и с собой. Муж осуждал ее за независимость, решительность и силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142