– Я не хочу рассказывать Бобби правду, Андреас. Никогда. Ни за что.
На линии послышался треск разрядов, напомнивший ей о разделявшем их огромном расстоянии. Ее последние слова эхом отдались у нее в ушах.
– Ну хорошо, – вдруг отозвался Андреас, несказанно удивив ее. – Если я опять приглашу ее в Нью-Йорк, думаешь, она приедет?
– Я не уверена, но думаю, что приедет.
– Может, ты предпочитаешь, чтобы я приехал во Францию?
– Нет, – задумчиво проговорила она. – Лучше на время увезти ее подальше от Люсьена.
– Кто такой Люсьен? Поклонник?
– Да. Очень милый молодой человек, но его влияние порой оказывается слишком сильным.
Андреас заколебался.
– Ты уверена, Али? Ты не будешь возражать, если она проведет какое-то время здесь?
– Никакого другого способа я не вижу, – ответила она. – И, насколько я понимаю, мы могли бы одним махом решить сразу две проблемы. Вы с ней снова стали бы друзьями.
– Или врагами. Это может навеки настроить ее против меня, – тихо заметил он.
– Будь осторожен, и ничего такого не случится. Я думаю, Бобби придет в восторг, узнав, что ты заинтересовался ее увлечением. Для нее это будет означать проявление истинной любви с твоей стороны.
– Я напишу ей, – пообещал Андреас.
– А позвонить ты не можешь? Почта идет так долго…
– Али, Бобби же не дура. Если я вдруг свалюсь ей как снег на голову со своим звонком, она непременно заподозрит, что это ты меня подговорила. Нет, я напишу прямо сегодня, и она получит письмо через несколько дней.
Облегчение Александры было так велико, что она едва не расплакалась.
– Спасибо тебе, Андреас, – сказала она с чувством, – от всей души спасибо. Честное слово, мне очень жаль, что приходится взваливать это бремя на твои плечи, но я просто не знала, к кому еще обратиться.
– Я рад, что ты вспомнила, что я все еще ее отец.
– Я этого никогда не забывала ни на секунду. – Ее вдруг вновь охватили сомнения. – Ты напишешь прямо сегодня, обещаешь? Не откладывай.
– Это тот самый редкий случай, Али, – заметил он не без ехидства, – когда тебе придется мне довериться.
Бобби вылетела из парижского аэропорта Орли двадцать второго сентября, рассчитывая пробыть в Нью-Йорке месяц. Люсьен проводил их до аэропорта, Александра тактично отвернулась, когда юная пара обнялась на прощание, но, когда Бобби бросилась ей на шею, губы у нее задрожали, как у испуганной девчонки.
– Я скоро вернусь, мам, ты и оглянуться не успеешь, – горячо прошептала Бобби на ухо Александре.
– Но только на этот раз, – сказала мать, отстранив ее от себя и внимательно глядя ей в глаза, – дай отцу настоящий шанс. Он всего лишь человек, Бобби, и он может ошибаться, но он очень тебя любит.
Из глаз Бобби полились слезы.
– Я люблю тебя, мамочка. Спасибо, что уговорила меня сделать еще одну попытку.
Они снова крепко обнялись
– Я ведь желаю тебе самого лучшего, – задыхаясь от подступающих слез, сказала Александра. – Ты это понимаешь, правда, солнышко?
Со смущенным видом подошел Люсьен.
– Посадка заканчивается, мадам.
Бобби выбралась из материнских объятий и утерла слезы тыльной стороной ладони.
– Я позвоню сразу после прилета, хорошо? – Бобби подхватила свои сумки и заставила себя улыбнуться. – Клянусь, что буду писать вам обоим каждый день.
– Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, – сказал Люсьен.
Бобби показала ему язык.
– Ну, может, через день.
Верная своему слову, она позвонила Александре сразу же по прибытии. Голос у нее был усталый, но взволнованный. Через четыре дня от нее пришло первое письмо, написанное на фирменной тисненой бумаге Андреаса.
«Дорогая мама,
дела обстоят лучше, чем я смела надеяться. После того раза я боялась, что отношения между нами испорчены окончательно, но теперь я верю, что, если есть любовь, все остальное возможно.
Я поняла, что все будет хорошо, уже в аэропорту. Отец вел себя очень тактично, обнимать не стал, только пожал руку. Но уже через секунду мы обнимались и оба плакали! Потом он опять немного отстранился, даже замкнулся, и я тоже, но мы понимали, что это просто защитная реакция: нам обоим не хотелось сразу все испортить. За годы наросло столько льда – надо было дать ему время полностью растаять.
На эти выходные мы собираемся на Лонг-Айленд в гости к Дэну Стоуну. Говорят, там очень красиво. На следующей неделе папа говорит, что ему нужно съездить в Вашингтон навестить свой ресторан и он возьмет меня с собой.
Не скучай, мамочка, и пусть тебе даже в голову не приходит беспокоиться обо мне: я в хороших руках.
Я тебя очень, очень люблю. А ты бы не хотела приехать к нам?
Бобби».
В течение первых трех недель подробные письма приходили регулярно. Двадцатого октября Александра позвонила Бобби, чтобы спросить, когда она собирается возвращаться, и почти не удивилась, услыхав в ответ, что Бобби хочет остаться еще на пару недель. Голос у нее был такой счастливый, что у Александры не нашлось возражений. Но вот прошло еще три недели, и она уже готова была рвать на себе волосы за то, что вовремя не распознала тревожные симптомы.
«Дорогая мама,
не буду ходить вокруг да около: я хочу остаться здесь на какое-то время. Возможно, даже на год. Во-первых, хочу, чтоб ты знала: папа изо всех сил старался заставить меня отказаться от мысли о гонках. Все его доводы звучат довольно логично, но в результате просто ни к чему не приводят, когда я сравниваю их с тем чувством, что сидит у меня внутри. Ты должна понимать, что это такое, мама, когда хочешь чего-то так сильно, что внутри все горит. Если бы кто-то потребовал, чтобы ты оставила живопись, ты бы не смогла, ведь верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142