Они припарковались, и, как в первый раз, на шум мотора к ним тотчас вышла женщина в трауре, но даже черный цвет не был способен победить то ощущение неряшливости, что она вызывала. Хотя, в принципе, была красивой женщиной. Лейтенант опередил Купидо и протянул ей руку, выражая соболезнование, которое она приняла, с беспокойством глядя на гостей. Мальчик лет четырех-пяти выглянул из-за дверного косяка и оттуда безучастно наблюдал за двумя гостями; главным образом, его внимание привлекал служебный автомобиль.– Сержант все уладил с бумагами? – спросил лейтенант.– Да, он был очень любезен, – ответила женщина.– Можно войти?– Конечно. – Она жестом пригласила их в дом.За дверью сразу начиналась жилая комната с выложенным коричневой плиткой полом и побеленными стенами; на потолке белила пожелтели, а на боковинах печи покрылись сажей. Порядком здесь и не пахло. Мебель была очень простой, а на стене висело несколько дешевых картин со сценками охоты под пыльными и засиженными мухами стеклами. Мальчик, равнодушный к беседе взрослых, вернулся к телевизору, к своим мультфильмам. Его младший брат, должно быть, спал за одной из закрытых дверей. Детектив представил плохо проветриваемые спальни и незаправленные кровати с грудой одеял. В глубине виднелись кухня и коридор, который должен был выходить в какой-нибудь задний дворик. Стол, несколько плетеных стульев и два кресла, обтянутые синтетической кожей, довершали меблировку, производившую то же впечатление неряшливости и заброшенности: стол был усыпан хлебными крошками и заляпан чем-то жирным, вокруг него роились слетевшиеся из леса на пир мухи.– Хотите что-нибудь выпить? Может, пива? – предложила она.Купидо и лейтенант согласились. Женщина ушла на кухню и через минуту вернулась с двумя бутылочками, двумя стаканами и стеклянной тарелкой с ломтиками темной и сухой колбасы.– Оленина? – спросил, попробовав, лейтенант.– Да, оленина.Женщина, поджав ноги, сидела на стуле с прямой спинкой и смотрела, как они жуют вкусное, жесткое мясо и пьют пиво, но сама ничего не ела, возможно привыкнув держаться в стороне от бесед о работе и охотничьих трофеях или от анекдотов, которыми обменивался Молина со своими гостями.– Вам что-нибудь нужно? – спросил Гальярдо.– Нет. Все улажено. Сержант взял на себя оформление бумаг. Теперь вот жду, когда велят выселяться.По женщине не было заметно, что ее потрясла смерть мужа. Возможно, и не потрясла вовсе. Детектив подсчитал, что помимо пенсии и пособия на детей она будет получать около восьмидесяти пяти процентов от зарплаты Молины, что совсем не плохо. Возможно, она даже была довольна, что вдруг оказалась с деньгами, которых вполне хватит на жизнь, свободная от человека, который, наверное, не был нежным мужем и хорошим отцом. В конце концов, подумал сыщик, трудно найти супружескую пару, где один из двоих не пожелал бы в какой-то момент смерти другому, хотя никто не осмелится в этом признаться, ведь тот, кто убивает близкого, раскрывает самые темные глубины своей натуры, и поэтому общество отвернется от него, как от чудовища. Если бы мысли убивали, мир был бы полон вдов и вдовцов.– С деньгами проблем нет? – спросил лейтенант, хотя знал, что с его стороны это было неделикатно и что женщина может отказаться отвечать.– Пока нет. У него был счет, он скопил немного, – ответила она.Детективу резануло слух это «у него», и Купидо сразу зацепился за слова женщины:– Вы не знали о его деньгах?– Он никогда мне о них не говорил. Должно быть, копил для детей, – сказала она, будто пытаясь оправдаться за внезапный подарок судьбы и желая продемонстрировать, что с ее стороны тут нет никакого мошенничества. – Кроме того, нам заплатили страховку, ведь мы были застрахованы. Теперь я смогу купить маленький дом в Бреде. А мальчик, – она указала на старшего сына, увлеченного телевизором, – сможет пойти в школу.– Вы подумали над моим вопросом? – вмешался лейтенант. – Ничего не вспомнили? Что-нибудь важное?– Я пыталась, но нет, ничего не вспомнила. Никто не желал его смерти.«Кроме убийцы», – подумал Купидо. У него сложилось впечатление, что женщина не хочет ничего знать о расследовании; она разговаривала с ними, словно исповедовалась, чтобы скорее забыть об этой истории и жить дальше без угрызений совести и без радости. Возможно, в городе, глядя на других женщин, она начнет заботиться о себе, почувствует потребность выглядеть привлекательной и даже затащить к себе в постель какого-нибудь мужчину.Лейтенант допил пиво и отправил в рот еще один кусочек колбасы. Купидо спросил:– Какое оружие было у вашего мужа?Женщина повернула к нему голову, и сыщик увидел беспокойные глаза, которые, видимо, пролили не так уж много слез, слишком усталые для того, чтобы выглядеть грустными, и волосы цвета соломы – он даже цветом-то не казался.– У него была винтовка, как и у всех егерей. Вчера я ее сдала.– Больше ничего?– Еще старое ружье. Но он очень давно им не пользовался.– Можно взглянуть? – спросил лейтенант. Он не знал, к чему клонит Купидо, но интуитивно чувствовал, что детектив что-то нащупал.– Не помню, где он его хранил. Может, там, во дворе. Из-за детей, – пояснила она, глядя на сына, который увлеченно смотрел мультики, настолько захваченный головокружительной сменой картинок, что голоса взрослых не беспокоили его.– Мы вам поможем, – сказал лейтенант, вставая.Женщина повела их вглубь дома. Они пересекли кухню и вышли во двор с несколькими клумбами вдоль стен, где, правда, ничего не росло. Вплотную к задней стене стоял сарай с железной дверью. Женщина сняла с высоко забитого гвоздя ключ и без усилия ее открыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94