– А в этом случае? Вы же сказали, что Англада с вами распрощался.– Не совсем так. Просто он считает, что искать дальше бессмысленно. Он-то меня уволил, но вот я себя – еще нет. Люблю все доводить до конца. Кажется, я уже говорил.Пленка с щелчком остановилась и начала перематываться; это было словно знаком к тому, что пора уходить, – Купидо поднялся и направился к выходу. Уже от двери он спросил:– Вы были любовниками?– Нет. Я соврал вам тогда, в Мадриде. Решил, что отвергнутый воздыхатель – первый кандидат в подозреваемые. Но Глория никогда не отвечала мне взаимностью.Детектив сам не знал почему, но обрадовался, услышав эти слова. Интересно сопоставить, насколько разной была Глория в рассказах разных людей и как вообще меняется образ человека в зависимости от того, кто о нем говорит; в результате он может предстать перед нами то святым, то подлецом. Купидо простился со Сьеррой с чувством, которое не покидало его все последнее время, – мечтательным и неловким, будто он только что проснулся после месяца сна и никак не может уловить смысл увиденного и услышанного.На обратной дороге он вдруг подумал, что все, кто окружал Глорию, были одинокими людьми. Или стали одинокими после ее смерти. Сьерра, Маркос Англада, Давид, Камила, Октавио, Арменголь... ни у кого из них не было второй половины. Казалось, они в той или иной форме эмоционально зависели от Глории и все, что у них осталось общего после того, как она ушла, это одиночество. Когда Глория была жива, существовала некая ось, которая их поддерживала, как центральный стержень зонта держит спицы. Когда же она умерла, остались лишь лохмотья черной ткани между острыми и даже опасными спицами.Он поднялся в квартиру, потом лениво сел доесть вчерашнюю еду и удивился самому себе. Допив полбутылки вина «Рибера дель Дуэро» и наслаждаясь кофе, Купидо вновь почувствовал острое желание закурить, которое считал уже побежденным. Рикардо задался вопросом о причине необъяснимого и внезапно возникшего плохого настроения и остолбенел, поняв, что причиной была Глория. Она и его тоже заставила почувствовать себя одиноким. Случайные и непродолжительные любовные приключения Купидо были легкомысленными, словно он уже умер для настоящей страсти: больше, чем просто секс, но меньше, чем настоящая любовь. Они, собственно, ничего не меняли. Случалось так, что Рикардо встречал женщину, она доставляла ему удовольствие, а он в свою очередь – ей, после чего партнерша тонула в закоулках его памяти. Он не помнил имен многих из них, даже лиц, – только ощущения. Но все женщины в какой-то мере на время прерывали его одиночество и дарили ту умиротворенность, которую он всегда чувствовал после ночи любви. Однако с недавних пор Купидо непонятно почему обрек себя на целомудрие. Глория заставила его вспомнить все упущенные когда-то возможности: возможность не ужинать одному, возможность иметь ребенка, которого, как он знал, у него уже никогда не будет, возможность найти другую работу, более спокойную и надежную. Он осознал, что воспоминания о чем-то по-настоящему хорошем уносят его на пятнадцать лет назад. Срок достаточный, чтобы впасть в ностальгию.Не дав желудку времени переварить обед, он надел спортивный костюм и спустился в гараж. Снял замок, фиксировавший цепь, и сел на велосипед. Купидо не ездил на нем с того дня, как убили Молину. Снова проезжая по участку, где в прошлый раз услышал выстрелы, он посмотрел в ту сторону с недоверием, словно это огромное молчаливое пространство с тысячами каменных дубов и сосен и тысячами животных было неисследованной территорией, полной соблазнов и угроз. Рикардо переключил скорость, выбрав самое маленькое зубчатое колесо, – он явно намеревался попотеть. Чуть дальше он свернул в сторону проселочной дороги, что огибала северный склон Юнке и зимой оставалась отрезанной из-за снега и обвалов. Четырнадцать километров подъема. Он начал крутить педали, не торопясь, стараясь поддерживать равномерный ритм, как это делал Мигель Индурайн Мигель Индурайн – испанский велогонщик (род. в 1964 г.).

, но уже через пятнадцать минут почувствовал, что весь взмок.Чуть позже, уставший, Рикардо выехал на широкую дорогу, и стрелка спидометра застыла между девятым и одиннадцатым делениями – на минимальной скорости, необходимой для поддержания велосипеда в вертикальном положении. Если двигаться в таком темпе, у него уйдет еще час, чтобы подняться на вершину. Он знал, что не доедет, но крепко сжал руль, напряг поясничные мышцы и за несколько минут снова собрался с силами. Купидо намечал себе цели – дерево, поворот, скалы, – опускал голову и крутил педали, пока, как он считал, не доберется до них. Но ошибался – всякий раз, подняв голову, замечал: осталось еще чуть-чуть. Рикардо прикинул, что сейчас находится где-то на середине подъема. Пошла плохая дорога, и с каждой рытвиной приходилось крутить педали гораздо усерднее. Асфальт был шершавым, жестким, от пересохшей земли поднималась пыль, раздражавшая горло. Он начал чувствовать, как дрожат ноги, будто сделанные из желатина, а в легких не осталось воздуха. Когда он сжимал руль, ладони начинало саднить, капли пота летели со лба. Увидев указатель, сообщавший, что осталось еще десять километров подъема, Купидо подумал: для него это уже большое достижение. Он медленно повернул, застегнул молнию ветровки, чтобы не продуло, и, набирая скорость, покатил вниз. Но тотчас был вынужден притормозить: он слишком устал даже для быстрого спуска; крепко взяться за руль и сконцентрироваться на разметке и на интенсивности торможения – и это давалось ему с трудом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94