Руки старика воскресили в его памяти образы, которые он считал давно забытыми: двадцать лет назад несколько ребят стояли перед железной калиткой, не осмеливаясь открыть ее, потому что осы, привлеченные теплом нагретого на солнце железа, соорудили гнездо между прутьями. Крестьянин, проходивший мимо с ослом на поводу, на котором сидел мальчик, решил помочь мальчишкам и одной рукой, мозолистой и огрубевшей, раздавил гнездо, причем осы не причинили ему никакого вреда. Разжав кулак, он показал им маленький вязкий комок из воска, крови и яда.Купидо проследил за рукой, вернувшей пачку и спички в карман. Ему пришлось сделать усилие, чтобы не думать о том, как она могла бы орудовать ножом, а сосредоточиться на словах старика:– ...Они не отнимут его у нас, вы слышите? Не отнимут.Прежде чем ответить, детектив дал ему время успокоиться. Он хорошо знал этих горячих и гордых крестьян, жестких в споре, но готовых уступить, если говорить с ними вежливым, непривычным для их уха тоном.– Это не моя работа – лишать кого бы то ни было законного наследства.Это дало немедленный результат. Движения Клотарио смягчились, и, не меняя выражения лица, он задумался, глубоко затянувшись.– Послушайте, я не говорю, что Глория была плохой девушкой, – признал он, – но ее образ жизни был очень далек от нашего. Она портила Давида. С тех пор как он увидел ее, парень не желал работать в поле, перечил мне. Однажды мы поссорились, и он даже сказал, что убежит из дома и будет зарабатывать на жизнь живописью, будто это так просто. Ему самому такая мысль никогда бы не пришла в голову. Конечно, все шло от нее, от Глории.Купидо вспомнил о прошлом старика, как два десятка лет назад его дочь сбежала с молодым тореро, появившимся в Бреде на летние праздники, и Клотарио кинулся за ними верхом на муле, с ружьем, он хотел во что бы то ни стало вернуть ее. Возвратился он через десять дней один, без оружия, без мула и без гордости. Но старик остался главой семейства, жестоким защитником своего рода, который сделает все возможное, чтобы подобная история не повторилась.– Давид – мой единственный сын, и он должен работать на земле. Мои дочери уехали. Теперь Давид сумеет добиться того, чего не удалось мне. С деньгами он сможет расширить наше дело в три раза. Пройдитесь по деревне: все продается, земля не возделана. Он сможет купить большое прекрасное поместье и технику, которая будет выполнять тяжелую работу. Сейчас самый подходящий момент: люди убежали в большие города и пока что не вернулись. А ведь вернутся через некоторое время, непременно вернутся. Потому что все необходимое дает нам земля: еду, воду, одежду – все. Обычно, чтобы понять, что на самом деле ценно, требуется война.Нелепые и сбивчивые рассуждения старика могли бы иметь смысл в далеком будущем, подумал Купидо, но не сейчас. Деревня будет терпеливо, и не меняясь, жить, как старый и заслуженный генерал, верящий, что, как только запоет труба, он окажется востребован. А пока он отдыхает, забытый и всеми покинутый; его навещают лишь такие же старики, тоскующие по прошлому, да дети старых боевых товарищей, которые приезжают поговорить, успокоить его тоску или вспомнить то, что их отцы уже начали забывать. Увлечение трэкингом растет с той же скоростью, с какой исчезает деревенская жизнь, подумал детектив.Клотарио замолчал. На мгновение у него появилось желание говорить возвышенно и назидательно, за что в свое время он получил ироническое прозвище Дон Нотарио.– Ваш сын так не думает.– Но еще год назад думал, до того как сюда начала приезжать Глория, решившая отремонтировать старый родительский дом. Поначалу мне даже нравилось, что Давид ей помогает. До тех пор, пока я не понял: иногда они вместе ходят рисовать в заповедник. Это изменило его, у парня в голове появились безумные фантазии: он возмечтал стать художником и уехать в город. Мои дочери отправились в город, и не думайте, что они катаются как сыр в масле. Давид вырос здесь. Я его знаю, ведь он мой сын, я отлично знаю, что ему нужно, ведь, когда был в его возрасте, тоже совершил ошибку, решив убежать от всего этого. И уезжал я без отцовского разрешения. И несколько лет спустя был вынужден вернуться, раскаявшись в своем поступке. В Бреду всегда возвращаются.Ошеломленный, Купидо слушал слова так не похожего на него самого человека, которые, как проклятие, сам произносил неоднократно.– Кроме того, – продолжал старик, – неужели вы верите, что в городе Давид преуспеет как художник? Что там на него не будут смотреть как на чужака? К тому же уже слишком поздно. По нему видно, что он из деревни. Можно убежать от земли, но ее печать останется навсегда.Он докурил сигарету двумя глубокими затяжками и шагнул к двери, чтобы выбросить окурок на улицу. Однако тот упал на порог, и старик расплющил его пыльным сапогом. Когда он убрал ногу, на полу осталось маленькое черное пятнышко, окруженное крошечными частичками табака.– Я не позволю сыну совершить ту же ошибку, что и я. Сейчас у него на руках все козыри – он добьется всего, в чем нуждается. И я не допущу, чтобы у нас отняли то, что нам причитается, – еще раз жестко повторил он. – Моя племянница могла сделать наследниками других, но она умерла, не составив завещания. Будь она хоть проституткой, у проституток тоже есть наследники.И, желая поставить точку в разговоре, он посторонился, указав детективу на дверь, будто уже являлся полноправным хозяином этого дома.
Он открывал дверь своей квартиры, когда услышал телефонный звонок.– Рикардо Купидо?– Да.– Это Маркос Англада.– Я вас узнал, – сказал детектив. В трубке слышался приглушенный звук телевизора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94