Возница нещадно бил кнутом, обгоняя экипажи и страшно крича на зазевавшихся пешеходов. На ледяных ухабах сани подбрасывало, и сыщику приходилось хвататься руками за котелок.
Родион Георгиевич старался не давать волю гневу. Он считал, что кричать на подчиненных так же бесполезно, как доказывать собственной жене ее неправоту. Но сейчас он готов был рвать и метать. Хваленые соглядатаи Курочкина прошляпили профессора. И это столичные филеры, которые считаются образцом для всей России! Перед самым их носом кто-то увел Серебрякова!
Когда сыщик рывком распахнул дверь в медицинскую Второго участка, доктор Горн все еще не терял надежды привести Серебрякова в чувство, втирая жидкость с тошнотворным запахом. Джуранский, не зная чем помочь, топтался рядом.
– Успел?! - не здороваясь, спросил Ванзаров.
– Надеяться можно только на то, что организм сам справится с шоком, - ответил Горн, продолжая растирать Серебрякова камфарой.
Грудь профессора блестела, как лаковая шкатулка. Ванзаров сразу заметил пентакль, такой же, как у Марии Ланге, что его, однако, нисколько не удивило.
Джуранский шепотом доложил начальнику все обстоятельства утреннего происшествия.
– Разве возможно такое, чтобы человек, пробыв в ледяной воде и пролежав не менее часа на льду, не умер? - повернулся Ванзаров к невозмутимому Горну.
– Теоретически - шансов выжить нет. Но пациенту помогла неестественно высокая температура! - доктор быстро накрыл тело уже приготовленным одеялом.
Серебряков хрипло вдохнул и открыл глаза.
– А, сыщик! Все вынюхиваете, шли бы домой, уже поздно. - Профессор говорил медленно, тихим, еле слышным голосом. И улыбался.
– Александр Владимирович, как вы оказались в проруби? - спросил Ванзаров с искренним сочувствием.
– Мы шли по бескрайним полям, наполненным лунным светом… - тихо проговорил Серебряков. - Вокруг лилась музыка и вставала радуга. Меня звал прекрасный голос…
– Кто был с вами? - едва не закричал сыщик.
– …а потом воды объяли меня до души моей. И я поплыл. Океан был полон любовью, во мне горел огонь радости, и я был как костер, от которого каждый может согреться. О Сома медоточивый! Ты вошел в меня!
– Александр Владимирович, что такое сома? - встревожился Родион Георгиевич. Он вновь ощутил необъяснимый страх.
Серебряков слабо улыбнулся.
– О, Ванзаров! Зачем ты спрашиваешь меня? Это великий огонь радости! Он поглощает человека до конца, он наполняет все мышцы соками счастья, он открывает глаза и дает умение видеть, он жжет, и ты сгораешь в нем до пепла, который уносит ветер погребального костра в бездонный космос! О Сома медоточивый!
– Полный бред! - серьезно заключил Джуранский, обращаясь к Горну.
Серебряков поперхнулся, тяжело и часто задышал. Страстная проповедь отняла слишком много сил.
– Кто привел вас к проруби? - громко, как глухого, спросил Ванзаров.
– Я… один, - вздохнул Серебряков. - Оставьте меня, я хочу уйти к свету. Я так устал…
По его телу прошла судорога. Ванзаров с немым вопросом повернулся к Горну, но доктор лишь пожал плечами. Он сделал все, что мог, и теперь спокойно наблюдал за агонией.
И тут вдруг Джуранский решил проявить себя.
– Признайтесь, Серебряков, вы убили девицу Ланге? - в упор спросил Железный Ротмистр. Родион Георгиевич замахал на помощника руками, но было поздно.
Профессор вздрогнул.
– Кто это? - спросил он, сощурив глаза. - Вы глупец, юноша! От вас пахнет казармой… Ничтожнейший человек! Что бы я своими руками убил своё… своего друга?! Какая дикость!
Профессор начал задыхаться, из глаз потекли слезы.
– Но… - упрямо начал Джуранский.
– Ротмистр, прекратите! - крикнул Ванзаров.
Джуранский растерялся:
– Но, Родион Георгиевич, вы же сами полагали, что…
– Все! Мечислав Николаевич, прошу вас помолчать!
– Ванзаров, наклонитесь ближе, - хрипло попросил профессор.
Сыщик тут же опустился на колени перед кушеткой.
– Я слушаю вас, Александр Владимирович…
– Смерть Маши для меня это такое… такое… - Серебряков захлебнулся.
– Я верю вам, - тихо сказал Ванзаров. - Вы не знаете, кто бы мог совершить убийство? Может быть, ваши знакомые дамы?
– Они… Они не убивали Марию… Да им это и не нужно, - прошептал Серебряков. Одинокая слезинка скатилась по его щеке. - В тот вечер их не было с нами…
Ванзарову вдруг стало по-настоящему жалко одинокого, умирающего чудака, который устроил из своей жизни глупый эксперимент.
– А что было в тот вечер, Александр Владимирович?
– Маша пришла, как обычно, часов в восемь. Потом… потом мне стало плохо, и я ушел в спальню. Наверное, она ушла сама, у нее был ключ… - профессор с трудом выдавливал каждое слово.
Ванзаров точно помнил, что никакого ключа в одежде Ланге найдено не было. Хотя, судя по всему, Серебряков говорил правду.
– Простите меня, профессор, но почему вы солгали, что находились на балу Бестужевских курсов?
– Ах, это, - Серебряков облизал сухие губы. - Когда у меня обостряется болезнь, я могу спутать дни и события. Я не думал вам лгать, Ванзаров, поверьте.
– Я могу задать вам нескромный вопрос? - заторопился сыщик.
– Знаю… Мария была… особой, это было ее бедой. Но и огромным счастьем!… Если бы она была жива!… Я так страдаю без Маши!
Родион Георгиевич окончательно уверился: Серебряков не убивал Ланге. Значит, кому-то было нужно, чтоб после смерти девушки исчез и профессор. Впрочем, возможно, это никак не связано с убийством Ланге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105