слова, которые мелом пишет учитель на доске, сливаются в бессмысленные, непонятные значки. Глаза болят, в голове шум.Даже Библия становится для него пыткой. Каждый день он должен запоминать из нее несколько строк. Из книги пророка Иоиля: Библейское имя Иоиль соответствует имени Джоул.

«И воздам вам за те годы, которые пожирали саранча, черви, жуки и гусеница, великое войско Мое, которое послал Я на вас». Но, хотя у него хорошая и цепкая память, слова на странице так пляшут, что он никак не может поймать их взглядом. И вечернее чтение заученного отцу с матерью оканчивается для него слезами.У него плохой сон, он потеет, ему снятся кошмары. От этого он писается во сне, и ему страшно стыдно. А днем его измученный за ночь рассудок устает еще сильнее, и он совершает новые ошибки.Подвал приводит его в ужас, который с каждым разом становится все сильнее, все невыносимее.Конечно, чудовища – это всего лишь обломки старой мебели, а тянущиеся к нему кости – ржавая сетка железной кровати. Но страх не отпускает его. Страх пустил глубокие корни в сознание мальчика, и его уже никогда не выкорчевать оттуда.Джоул понимает, что ему страшно, потому что он слаб. Только праведники сильны пред лицом Господа. Но он не праведник.Не праведник.
Санта-Барбара
Фэрчайлды устроили вечеринку, на которой они представили маму и папу своим живущим в Санта-Барбаре друзьям.Около пятидесяти гостей собрались на берегу искусственного озера с белоснежными лилиями и грациозными фламинго.Птицы двигались неторопливо, словно изящные, элегантные женщины. У них были нежно-розовые перья (самый модный цвет тогда) и длинные гибкие шеи. Каждый из приглашенных посчитал своим долгом отметить, что они просто великолепны.Мистер Фэрчайлд (дядя Макс) был владельцем компании по производству пластмасс, а пластмассам, говорил он, принадлежит будущее. Миссис Фэрчайлд (тетя Моника) была блондинкой, и притом очень красивой, да еще и англичанкой.А кроме того, у Фэрчайлдов был заросший душистым жасмином бельведер, Здесь – отдельная небольшая постройка на возвышенном месте.

летний домик, площадка для игры в крокет и теннисный корт, где Маргарет Фэрчайлд учила Иден владеть ракеткой. Маргарет было одиннадцать лет, на два года больше, чем Иден. Ошибка автора: как говорилось выше, Иден родилась в сентябре 1952 года, следовательно, в декабре 1959 года ей было семь лет. Далее в книге также встретятся отдельные неточности, касающиеся возраста героев романа и времени происходивших с ними событий.

Если не считать фламинго, Фэрчайлды были весьма консервативными людьми, а временами даже скучными. Мама называла их парой зануд. Однако папа говорил, что, если бы их удалось немного расшевелить, Фэрчайлды могли бы стать их лучшими друзьями в Санта-Барбаре.Ведь пройдет совсем немного времени, и они переедут сюда жить.С прошлой осени строительство шло полным ходом, и наконец можно было видеть очертания будущего дома, а не просто голые стены да пустые оконные глазницы, составить о нем реальное представление. Папа уже вступил в местный яхт-клуб и купил место в гавани, куда поставил свою яхту.– Итак, значит, через месяц ты едешь в Европу, Иден, – сказала тетя Моника, передавая девочке кусок торта.Откусывая угощение, Иден кивнула. И мама, и папа, и тетя Моника, и дядя Макс – все стояли, окруженные какими-то незнакомыми людьми.– Ты, наверное, ждешь не дождешься этой поездки. А какой маршрут?Так как Иден понятия не имела, что такое маршрут, вместо нее ответил папа:– Париж, Венеция, Рим, Барселона, Лондон.– Какая прелесть! Настоящее большое европейское турне. Вы получите массу удовольствия.– А сколько лет Иден, восемь?– Мне девять!– Думаете, ей будет интересно? – спросил дядя Макс.– Уж развлекаться-то Иден всегда готова, – ответил папа. – В Испании мы собираемся присмотреть кое-что для нашего нового дома. Антиквариат, картины, керамику. Посмотрим, что удастся приобрести. Все зависит от цен.– Держу пари, мамочка тебя там совсем разбалует, – обратился к Иден дядя Макс.Пожилой человек по имени Хауэлл Карлисл, который был профессором каких-то наук в каком-то университете, задал маме вопрос:– Когда вы уехали из Испании?– В 1945 году.– Значит, вы были там во время гражданской войны?– Да.Хауэлл Карлисл взял из папиного кожаного кисета щепотку табака, забил его в трубку, раскурил.– Вы были в зоне военных действий?– Ну, не как Доминик, который на истребителях участвовал в сражениях над Тихим океаном. Но и у нас были ожесточенные бои.Жена профессора, румяная женщина с обвислым, как у индюшки, подбородком, округлив глаза, подалась вперед.– Вы видели настоящие сражения?Мама опустила глаза в свой бокал с шампанским.– Я видела, как умирают люди, если вы это имеете в виду.– Вы потеряли кого-нибудь из родственников? – спросила тетя Моника.– Думаю, в Испании нет ни одной семьи, не потерявшей в той войне родственников.– О, дорогая, – сокрушенно воскликнула тетя Моника. – Я не знала. Простите.– Как я понимаю, ваши близкие погибли от рук красных? – задал вопрос дядя Макс.Мама чуть заметно улыбнулась.– Нет, – ответила она. – Так уж получилось, что их убили люди Франко.Повисла неловкая пауза. Затем дядя Макс чопорно произнес:– Да-а. А я и не знал, что ваша семья была на другой стороне. Я полагал…Мама сделала маленький глоточек шампанского.– Мои родственники были на обеих сторонах. Как, впрочем, и в большинстве испанских семей. Но мои ближайшие родные были республиканцами.– Республиканцами? – переспросил кто-то.– Она хочет сказать – коммунистами, – поправил Хауэлл Карлисл.– Ну, уж если быть совсем точным, анархистами, – заметила мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124