– Это ни с чем не сравнимо, – заявил дядя Макс. Его носатая физиономия раскраснелась, глаза блестели. – Ни с чем. Мне кажется, я вот-вот взлечу. Колоссально! Просто колоссально. Доминик, сколько это продлится?– Лет сто, – сказал папа, и они снова засмеялись.– А что будет, если мы нюхнем еще по чуть-чуть? – поинтересовалась тетя Моника.– Попробуй и увидишь, – ответил папа.И они вновь стали с наслаждением вдыхать содержимое металлической коробочки.Мама встала и пошла к лестнице. Заметив в иллюминаторе Иден, она застыла на месте.– Иден! Я думала, ты спишь.– Я проснулась. Мам, а что они делают?– Просто валяют дурака. Пойдем искупаемся. Они разбудили Маргарет и спрыгнули в море. Вода была прохладная и прозрачная. Маленькие рыбешки тыкались Иден в живот, заставляя ее хихикать.– А в Испании так же, как здесь? – спросила она.– Да. Отчасти.На синей глади моря яхта казалась ослепительно белой. С ленивым клекотом над островом парили чайки. Вдали блестела в предвечерней дымке полоса прибоя.Они плыли, не спеша работая руками. У мамы на голове была соломенная шляпа, и на ее лице, словно веснушки, высыпали крапинки солнечного света.С яхты доносились взрывы неуемного смеха. Громче всех хохотала тетя Моника, взвизгивая, как школьница. Казалось, она была не в себе.– Во дают! – фыркнула Маргарет. – Ну, развеселились.Они поплыли к берегу, а вслед за ними над водой неслись раскаты смеха.– Вот истинная красота. – Мама подняла ракушку и обняла Маргарет за плечи. – Смотри, как она переливается всеми цветами радуги.Иден брела за ними вдоль берега, думая то о ракушках, то об увиденном на яхте.Вскоре к ним поплыл папа. Иден побежала по кромке прибоя ему навстречу.– Привет, девчонки! – крикнул он, выходя из воды. В глазах блеск.– Где Макс и Моника? – спросила мама.– Надо думать, создают четвероногое существо с двумя задницами. Ну, они и потащились! – весело воскликнул папа. – Видала, как их развезло?– Кажется, ты считаешь, что это очень остроумно, – ледяным голосом спросила мама. Она выглядела взбешенной, в ее черных глазах вспыхивали злые искры. В какое-то мгновение Иден даже испугалась.Папа обнял маму за талию и поцеловал в шею.– Да они будут умолять нас дать им еще, – заявил он. – Умолять! Мы станем их лучшими друзьями. Мы станем уважаемыми людьми в Санта-Барбаре.Мама отстранилась.– Понятно. Вот так ты намерен завоевывать дружбу и положение в обществе.– Точно. Вот так я намерен завоевывать дружбу и положение в обществе.Мама покачала головой.– Дурак.– Эти двое должны были сломаться, – проговорил папа. – Скоро они совсем созреют. – Блестящими глазами он подмигнул Иден. – Иди сюда, малышка. Покажи мне свои ракушки. Май, 1960 Париж
Они приземлились под необъятным куполом серо-голубого неба и очутились в изнемогающем от летней жары Париже.У Парижа был свой, ни с чем не сравнимый, запах выхлопных газов, крепких сигарет и незнакомой пищи. Картаво-рыкающие звуки французского языка казались похожими на рычание разозленного пуделя. Благодаря особенностям этого языка у французов даже внешность была своеобразной: удлиненные лица, слегка вытянутые вперед губы и впалые щеки. Даже Франсуаз, разговаривая с носильщиками и водителями такси, меняла выражение лица и становилась непохожей на саму себя.После тишины и комфортабельности их шикарного лимузина оказаться в водовороте парижских машин было просто ужасно. В Америке Иден привыкла к упорядоченному движению больших красивых автомобилей. Здесь же машины были маленькие, потрепанные и какие-то эксцентричные. Они выглядели и вели себя, как голодные акулы, кусающие друг друга за хвосты и подныривающие друг другу под брюхо.Иден смотрела из окна такси и не могла понять, куда, черт возьми, они попали. Дома вокруг были большие, но старые. На улицах столпотворение. Преобладающее впечатление всеобщей серости несколько сглаживалось стоявшими на тротуарах лотками с цветами и фруктами. Все здесь казалось старым.Однако, как только они вошли в великолепный вестибюль отеля «Ритц», это впечатление мгновенно изменилось. Они окунулись в величественную тишину. Треск и грохот сменились хрипловатым мурлыканьем. Склонившиеся в поклонах лысые головы блестели. Предупредительность и вежливость обслуживающего персонала вызывали почти благоговейный страх.– Вот не чаяла, что когда-нибудь буду жить в «Ритце», – сверкая от восторга глазами, шепнула на ушко Иден Франсуаз.По щиколотку утопая в пушистых коврах, они в сопровождении портье прошли в предназначенные для них апартаменты.Горничная, хрупкая девушка, одетая в черное и белое, распахнула балконную дверь. Иден тут же выбежала на балкон и сверху вниз уставилась на Вандомскую площадь, над которой висел гул бесконечного потока автомобилей. Она вдруг почувствовала себя ужасно взволнованной. Она была в Париже. Далеко от дома. В незнакомой стране.Слуга принес бутылку шампанского в серебряном ведерке. Пока распаковывали их багаж, все сидели на балконе. Папа и мама пили шампанское. Снизу по-прежнему доносилось урчание автомобилей. Казалось, весь Париж гудит, как гигантский мотор. Даже воздух слегка пульсировал от напряжения.– Позвони матери, – сказала мама Франсуаз, – сообщи, что приехала.Франсуаз побежала к телефону. Папа взял маму за руку.– Ну, как ты себя чувствуешь, снова оказавшись в Европе?Мама ничего не ответила.– Ты почему такая грустная? – спросила ее Иден, заметив, как заблестели слезинки в маминых глазах.– Я не грустная. Просто я чувствую себя счастливой. Чужой и счастливой.Выпили по бокалу шампанского, и, несмотря на то что все устали, мама и папа, взяв с собой Иден, отправились гулять среди мраморных статуй и ухоженных газонов сада Тюильри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124