И он вправе надеяться, что к концу войны станет обладателем баснословного состояния.Но в то же время Джерард остается потрясающим мужчиной со всеми признаками наслаждающегося человека. Хотя он вовсе не хочет, чтобы его считали щеголем, его регулярные поездки в Рим и Берлин позволили ему пополнить свой гардероб дорогими костюмами, совершенно недоступными в Испании. А его встречи с Гитлером и Муссолини добавили ему презентабельности и престижа, столь высоко ценимых в обществе и деловых кругах.Изысканно одетый, преуспевающий, обладающий огромной властью, Джерард Массагуэр наживается на этой войне. Его войне.
Сан-Люк
Через два дня, во время обеда, бомба наконец взорвалась.– Я собираюсь записаться добровольцем, – сказала Мерседес Франческу и Кончите. – Хочу вступить в милицию.– Мерче, доченька, ты что! – Матильда увидела, как побледнело и исказилось гримасой боли лицо Кончиты. – Ты не сделаешь этого!– Я должна! Не могу сидеть сложа руки, когда Испания находится на краю пропасти!– Испании ты все равно не поможешь, – с чувством проговорила Кончита, слегка дотрагиваясь до плеча дочери. – Что ты будешь делать в милиции? Арестовывать и расстреливать ни в чем не повинных отцов семейств?– Я обязана, мама. Из одного только Палафружеля ушли добровольцами сотни молодых людей. Должен же кто-то защищать Республику…– Но только не восемнадцатилетние девчонки!– Я уже взрослая женщина, – мягко произнесла Мерседес и взяла мать за руку. – И я должна идти туда, куда зовет меня долг.– Франческ! – взмолилась Кончита. – Ради Бога, ну скажи хоть ты ей!Франческ оторвал взгляд от тарелки. Его синие глаза остались все такими же яркими, хотя прорезанное морщинами лицо выглядело усталым, а голову и бороду посеребрила седина.– Ты уже взрослая, это верно, – хриплым голосом начал он. – Никто не может тебе запретить поступать по-своему. Но в то же время ты еще очень молода. И нужна здесь. Подождала бы ты с полгодика, Мерседес.– А зачем ждать-то? – воскликнула она. Ее смуглые щеки зарделись.– А затем, что от этого, может быть, будет больше пользы нашему делу, нежели от твоего необдуманного отъезда. – Говоря это, Франческ растирал свою больную ногу. В последние дни она сделалась почти совсем бесполезной, и без костылей он шагу ступить не мог. – Конечно, мы все должны что-то предпринимать. И я тоже ломаю голову, каким будет мой собственный вклад. – Он на несколько секунд замолчал. – Русские собираются прислать нам танки и броневики. Понадобятся люди, разбирающиеся в технике. Меня уже попросили вступить в милицию, чтобы помочь им организовать моторизованный полк. Обещали даже присвоить офицерское звание…– Папа! Вот здорово! Мы будем сражаться бок о бок. – Сияя, она повернулась к матери. – Ты знала об этом, мама?Кончита молча кивнула.– Не знаю, соглашусь ли я, – устало продолжал Франческ. – Возраст все-таки. Да и нога вот.– Но ты же им нужен!– Они за соломинку готовы хвататься, – печально сказал он. – В их трудном деле пятидесятилетний калека будет им только обузой. – Пронзительным взглядом он посмотрел на Мерседес. – Точно так же и ты, Мерче. Подумай, может ли восемнадцатилетняя девочка действительно помочь милиции. Или ты только добавишь ненужных проблем и опасностей мужчинам, которые должны сражаться с врагами.Мерседес отчаянно затрясла головой.– Все не так сложно, папа. Они ждут от нас любой помощи. И, если Испания зовет, мы должны идти.– Это ты во всем виноват! – набросилась на мужа Кончита. – Ты забил ей голову своей дурацкой идеологией. Вот, полюбуйся! Полюбуйся, чего ты добился! О, Мерче! – у нее на глазах заблестели слезы. – Я не могу потерять вас обоих!– Повремени, Мерче, – попросил Франческ. Когда он старался говорить ласково, его голос делался совсем хриплым. – По крайней мере, до тех пор, пока не определюсь я. Если мне придется уехать, ты должна остаться со своей матерью. Нельзя же ее бросить одну, да еще в такие времена.Лицо Мерседес снова вспыхнуло, затем побледнело. Ее длинные ресницы опустились.– А если я решу остаться, – закончил Франческ, – можешь ехать, куда захочешь.
– Как ты думаешь, зря я осталась? – спросила Мерседес у Матильды, когда в ту ночь они вдвоем лежали в темноте. – Разумеется, ты не на моей стороне, но все же, не кажется ли тебе, что мне следовало уехать?– Я ни на чьей стороне, – ответила Матильда. – И я думаю… я думаю, ты такая благородная! Но твоя мать… у меня разрывается сердце, когда я вижу, как она страдает.– У меня что ли не разрывается? – зло сказала Мерседес. – Просто я ничего не могу сделать с собой. Я слышу, как бьют барабаны, они зовут меня. И я не вправе не замечать этого призыва. Я должна идти. – Ее голос взволнованно задрожал. – Помнишь 31-й год? Как тогда народные массы стихийно, лишь по зову сердца, взялись за оружие, чтобы защитить Республику? Это было восхитительно. Вот и сейчас происходит то же самое, Матильда. Десятки тысяч людей рвутся в бой. И цель у них одна. Победа!Матильда робко протянула руку и коснулась волос Мерседес. Порой она чувствовала себя такой старой рядом с этой без умолку говорящей о войне и насилии восемнадцатилетней девушкой. И еще Мерседес вызывала у нее какой-то душевный трепет, какое-то непонятное волнение. Она была созданием, которое никогда даже не снилось Матильде ни в продуваемом солеными ветрами Сиджесе, ни в тишине монастыря. В эти последние дни она страстно молилась за Мерседес. Правда, она молилась и за приютившую ее Кончиту, и даже за самого Франческа; но все-таки больше всего – за Мерседес.– Но ты ведь нужна и своим родителям. Подумай, что сказал твой отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124