Выбрав одну из глянцевых шеллаковых Шеллак – смолистое вещество некоторых тропических растений, применяемое в производстве лака и пластмассы.

пластинок, она поставила ее на диск граммофона, покрутила ручку завода механизма и осторожно опустила иглу звукоснимателя. Послышалось шипение, затем комната наполнилась нежными звуками вальса.– Ты выглядишь сегодня очень элегантной, – сдержанно произнес Франческ.– Спасибо. Ты тоже очень элегантный. – Она застенчиво взглянула на него. – Хочешь посмотреть пластинки?Сидя рядышком на диване, они принялись перебирать стопку граммофонных пластинок. Он с волнением следил, как ее изящные белые руки перекладывали картонные футляры. Тонкие пальцы, похоже, не знали физического труда; бледно-розовые ногти были аккуратно острижены и безукоризненно чисты. Рядом с этими миниатюрными ладошками его собственные руки казались огромными уродливыми клешнями.– Ты здесь привыкла к красивой жизни… – заметил Франческ, оглядывая уютную комнату. – Чего только нет! Рюшечки-безделушечки. Везде лампы… Мебель вон дорогая… Ты же видела, как я живу. Неужели ты смогла бы чувствовать себя счастливой в моей кузнице?– Я могу быть счастливой где угодно, – просто сказала она и добавила: – Пока я кому-то нужна.– Я не о граммофоне и служанках, – перебил он. – Ты уже знаешь, что я отнюдь не джентльмен. Я отвратительный на вид, и мои манеры тоже отвратительные.Кончита посмотрела ему в глаза. Ее губы дрожали.– Ты не отвратительный, Франческ, – робко проговорила она.– Во всяком случае, далеко не Ромео. – Он почувствовал, что теряется, что не в состоянии задать вопросы, которые вертелись у него на языке, не в состоянии объяснить ей все то, что он так хотел, чтобы она поняла.Музыка с шипением замолкла, и Кончита сменила пластинку. Из металлической трубы полился волшебный голос Карузо, исполнявшего неаполитанскую песню о любви.– Смотри! – неожиданно воскликнула она. – Снег идет!Она подбежала к окну. В самом деле шел снег. Кружащиеся в хороводе снежники укрывали двор белоснежным покрывалом.– Снег, – прижавшись к оконному стеклу, восторженно прошептала Кончита. – Никогда не видела снега.– Никогда? – удивился Франческ.– Никогда в жизни! – Она, затаив дыхание, смотрела на порхающие за окном снежинки. – Какие они красивые! Как крылышки ангелочков! – Она повернулась к нему – огромные глаза светятся. – Пойдем во двор!– Промокнешь, – сказал он.– Ну и что? Я хочу попробовать, какой он на вкус.– Это не ванильное мороженое, – крикнул он, но она уже подбежала к двери и нетерпеливым жестом манила его за собой. – Хотя бы шаль набрось! – добавил Франческ, берясь за костыли. – Не забывай, в каком ты положении.– Тс-с-с! Давай выйдем, чтобы никто не слышал! Стараясь не шуметь, они вышли во двор. Холодно не было, даже после душного тепла дома. Франческ поднял лицо к небу и замер, лишь чуть вздрагивая от нежных, как поцелуи, прикосновений падавших на его щеки снежинок.Присев на корточки, Кончита собрала пригоршню снега и, слепив из него шарик, с жадностью надкусила его. На ее лице отразилось разочарование.– Да он безвкусный!– Я предупреждал, что это не мороженое, – назидательно проговорил Франческ.В деревне не было видно ни души; если даже кто и шел по улице, звук его шагов приглушался белоснежным покровом. На холме, в мерцающей серебром темноте, светились огни женского монастыря.– Мне жаль, что с тобой это произошло, – сказал Франческ.– Спасибо, – чуть слышно прошептала Кончита.– Если бы в нашей стране была справедливость, этот малый поплатился бы жизнью.Прижав губы к снежку, она какое-то время молчала, затем наконец заговорила:– Я несколько иначе смотрю на все это. Я стараюсь думать только о будущем.Франческ сверху вниз посмотрел на нее. В ее черных волосах сверкали блестки снежинок. Он взял из ее рук снежок и бросил его на землю. Пальцы Кончиты были мокрые и холодные как лед. Держа их в своих ладонях, он нежно растирал их, стараясь согреть.– А ты пыталась представить себе, какой будет наша совместная жизнь? – тихо спросил Франческ.– Д-да, – не смея поднять на него глаза, пробормотала она.– Как мы будем вместе жить? И вместе есть?– Да.– И вместе спать?Он почувствовал, как задрожали ее пальцы.– Да.– И ты готова к этому?– Думаю, что да.В морозном воздухе у них изо рта поднимались маленькие облачка пара. Из ее рта облачка поднимались чаще.– Ты такая молодая… – охрипшим голосом проговорил он. – Такая красивая.Она подняла голову и заглянула ему в глаза. Франческ наклонился и поцеловал ее. Губы Кончиты были холодны как лед. Его – пылали, как раскаленные угли. Она почувствовала на своей щеке жесткие колечки его курчавой бороды. Впервые он был нежен с ней. Он прижал ее к себе, его нечеловеческая сила потрясла ее. Она непроизвольно застонала, и он сразу же разжал руки.– Извини, – смущенно сказал Франческ.– Не извиняйся, – прошептала Кончита. – Мне тоже этого хотелось.Из окна донесся зовущий их голос. Франческ наклонился было, чтобы поцеловать ее еще раз, но она повернулась и стремительно побежала к дому.Поеживаясь, Франческ трясся в телеге, которую тянула усталая кобыла. Первые дни января принесли колючие ветры и пронизывающий холод.Погоняя лошадку, он услышал приближающийся сзади топот копыт. Его догоняли трое скачущих галопом всадников. Они обогнали телегу и остановились, перегородив дорогу.Франческ чертыхнулся и натянул вожжи.– В чем дело? – закричал он, откинув прикрывавший лицо шарф. – Вы мешаете мне проехать.Всадники спешились. Тот, что явно был их главарем, бросил поводья своему компаньону и небрежной походкой подошел к телеге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124