– Вы могли бы вовремя остановить это, если бы только захотели, – заявил этот призрак совести. – По-моему, вы просто одурачили бедную леди, отняв у нее все самое дорогое, что она имела в жизни, ради сиюминутной выгоды.
«Скажи «мне очень жаль»», – посоветовал пес.
– Тут не о чем жалеть, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт. Она подошла к стеклянной стене оранжереи и выглянула во двор – лицо ее было озарено светом.
– Последний раз я смотрю отсюда на этот чудесный вид, – произнесла она твердым, внезапно окрепшим голосом. – Ленивые георгины, колышимые ветерком, крик совы. Долины, в которые раньше всего прокрадываются сумерки. – Она закашлялась, видимо стараясь удержаться от слез. – А летней ночью слышны гитары и флейты, странной музыкой наполняется весь лес. Все время слышишь что-то живое.
Пес повернулся к ней с видом римского сенатора, слушающего, как Цезарь объявляет о победе на востоке.
– Разбитые грезы теряют сладость, – заметил он, – в отличие от раскрошенного печенья.
Миссис Кэдуоллер-Бофорт продолжала свой душещипательный монолог:
– Я видела, как здесь возводились и рушились дома, мистер Баркер (вспомнила!), и вот теперь настал мой черед. Конец всего указан уже в самом начале. Поместье это – порождение индустриального века, и сама история, воздвигшая его, станет свидетельницей того, как оно уподобится песчаному берегу, который размывает отлив и вновь намывает прилив.
– Не так уж это неизбежно, – вмешалась одна из пожилых леди, но миссис Кэдуоллер-Бофорт была словно в трансе.
– Свет падает на поля, и ветер гонит рябь по морю, и какое для них может иметь значение, здесь я или нет меня?
– Но здесь ваша история, – подал я голос, – все ваши воспоминания связаны с этими местами. – С чего это я начал ее отговаривать в последнюю минуту, когда уже поздно что-то менять? Трусость тому причиной. Все никак не могу привыкнуть, что я давно уже в рядах мерзавцев.
А значит, я из худших мерзавцев. Если она даже вдруг переменит свое решение, все, чем я смогу помочь, – это разделить с ней слезы. Похоже, я просто сам не отдаю себе отчета в том, что делаю.
– Старость меняет прошлое, мистер Баркер. Оно больше не воспринимается как череда событий, но как… – Ладонь ее пересекла луч, в котором танцевали пылинки. – …Как одна вещь среди других таких же вещей. Это как слово, произнесенное в пещере: оно эхом раскатывается по сводам. Мы еще слышим его, но уже не понимаем. «Мы надеемся на худшее и худшего боимся», как сказал кто-то.
– Звучит очень печально, – заметил я. – Так что же, в таком случае…
– Смысл жизни, мистер Баркер? – Она искоса взглянула на меня. – Чтоб мне лопнуть, если бы я знала! – Миссис Кэдуоллер-Бофорт пожала плечами и погладила юлившую рядом собаку. – Наверное, это любовь. И утрата. Две стороны одной монеты.
Телефон у меня в кармане стал подавать признаки жизни. Я знал, что это наверняка Линдси, спешившая сообщить мне, дошли деньги или еще нет. О чем она еще может говорить в такое время. Какая мне разница, когда все позади. Уже три часа – и ничего не изменишь.
– Мне очень жаль, – вырвалось у меня, когда мы услышали рев заводящихся моторов.
– Вам не о чем жалеть, мистер Баркер, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт. – Просто мир не то место, где нам лучше всего. И это не ваша ошибка.
Я помог ей сесть ко мне в машину на глазах наблюдавших эту сцену соседок. Отчего-то я все время ждал финального выхода Кота, который приедет на своем «ягуаре» и прикажет всем выметаться отсюда. Но, видимо, это был не его стиль. Ему, как настоящему профессионалу, когда он победил, было достаточно победы. И чувство такта тут было ни при чем, просто он предпочитал тратить время на дела, которые принесут реальную пользу.
Когда я обошел машину, чтобы впустить Пучка на заднее сиденье, рядом на сломанную ветку розового куста села сорока и гаркнула на нас.
– Она говорит, твоя работа, – перевел Пучок с необычно хмурым видом.
– Знаю, – ответил я.
23
ЛЮБИ МЕНЯ СИЛЬНО, А НЕ СВОЮ ПСИНУ
Миссис Кэдуоллер-Бофорт переселилась в приют, точнее, в дом, где о ней позаботятся, а Кот – в поместье, вокруг которого проложил дорогу и понаставил оград и заборов, чтобы воспрепятствовать проникновению на территорию детей, вслед за которыми, как правило, появляются представители закона. Впрочем, в этих краях дети не водились.
Покупку дома для нас я целиком и полностью препоручил Линдси. Естественно, я продал обе наши квартиры через свою контору, но больше не желал иметь с этим ничего общего, безучастно относясь к происходящему.
Мы специально предприняли поездку в Мидлендс, где находится крупнейший в Британии магазин для животных, куда я отсылал заказ на будку с обогревом, которую можно было подсоединить к центральной системе отопления. Это была вещица немаленькая – высотой около шести футов, выше человеческого роста, со множеством уровней, где собака может сама по желанию выбрать, где ей спать.
Мы пытались приобрести такую будку через интернет, но оттуда можно было лишь скачать фото, которые мало что значили для Пучка. Конечно, он был в восторге, когда я красочно и в деталях описал ему, что это такое. Но я решил, будет лучше, если он увидит ее сам.
Он вдохновился идеей, и мы поехали испытывать термоконуру.
– Мне понравился верхний уровень, – подал он голос из будки. – Чувствуешь себя вполне надежно, никто тебя не видит.
– Я знал, что тебе понравится, – откликнулся я. – Значит, там и будешь спать?
– О, нет, – ответил Пучок, – здесь же не останется места для вас. Придется делать пристройку.
– Хорошо, – сказал я, понимая, что предстоит непростой разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129