С этими словами она бросила трубку, и я почувствовал, что на еще один звонок у меня просто нет сил.
Как я заметил, у каждой недели есть своя тема; темой этой недели был сплошной стресс.
Я слонялся по секции с товарами под фирменным ярлыком универмага «Сейнсбери», где мне попалась на глаза консервированная фасоль по 19 пенсов за банку. Прикинув, что двадцать банок обойдутся меньше чем в 4 фунта, я задумался, не запастись ли на случай химической или биологической атаки, и тут мое внимание привлекла спина наплывающего на меня из секции восточной кухни покупателя с седовласым начесом.
Не знаю, с чего это пришло мне тогда на ум, видимо в горячке беспокойства насчет международного терроризма, к которому в последнее время присоединилось давление со стороны длинноруких торговцев недвижимостью, тем не менее, пришло же вот такое в голову.
Фасоль в банках не вызывала аппетита, и я пришел к выводу, что лучше скоропостижная смерть от сибирской язвы, чем медленное самоубийство такой скучной пищей. Я уже собрался было отправиться за натуральными продуктами, как вдруг оцепенел. Покупатель с начесом, прижимая ухом к плечу тонкую пластинку мобильника и разговаривая на ходу, маневрировал тележкой для покупок между полками с товарами, попутно производя их страшное опустошение.
– Да, я понимаю. О чем ты говоришь? – бросал он реплики, снимая с полок то одно, то другое. – Ты уверен, что этим стоит заняться?
Голос его резко отличался от того, каким я его запомнил, но все же я помнил его.
– Идет! – говорил «начес». – Десять штук фунтов, что скажешь?
Теперь я поравнялся с тележкой и мог разглядеть лицо седовласого. Это была еще крепкая загорелая морда, обветренная от гольфа, покрытая коста-риканским загаром и старательно разглаженная в косметических салонах. В сочетании с поседевшими волосами это производило какое-то неприятное впечатление. Уж слишком молодым и гладким казалось это лицо. Никто не имеет права на молодую физиономию, после того как по ней протоптался жизненный опыт. Если бы у всех, кому за сорок, были лица, каких они заслуживают, мы видели бы вокруг множество голых черепов.
Вдруг «начес» закричал:
– А-а, Лойд Гроссман, это вы, – и резко развернулся прямо перед полками с соусами для спагетти, зацепив мою тележку.
– Извините! – бросил он. – Болтал по мобильнику, не заметил!
Он только глянул в мою сторону, но не узнал. Зато я его узнал, да еще как. Это был Даррен Кабан. Как всегда, проворачивал очередную сделку по мобильнику, как и в тот день, когда он убил моего отца.
Так ничего и не купив, я сел в машину. Покупки меня уже не интересовали, я вышел из магазина с пустыми руками и странно опустевшей душой.
Наверно, это было неизбежно, что в городке размером с Ворсинг я столкнулся с ним снова в один прекрасный день, но я был избавлен от этого в течение десяти лет.
Сперва, естественно, я его искал по свежим следам, со свойственным молодости пылом представляя, что с ним сделаю и на какие муки обреку, попадись он мне.
Выяснить его адрес не составляло труда, я мог узнать его в полиции, но это была бы слишком явная месть. Таскать с собой нож или бейсбольную биту в ожидании минуты расплаты я также не собирался, но, тем не менее, я выслеживал его. Всякий раз, выезжая в город или на работу, я высматривал его БМВ. Любопытно было знать, по-прежнему ли он при делах, в то время как мой отец мертв.
Временами я пытался отвлечься от этих мыслей, но это означало лишь более хитро законспирированное преследование этого человека.
Иногда, замечая переходящего улицу человека в костюме, я воображал, что это он. Тогда я начинал преследовать «подозреваемого», пока не убеждался, что волосы у него другого цвета, что он слишком стар или, наоборот, слишком молод.
Не знаю, что бы я с ним сделал, попадись он на моем пути. Весьма вероятно, именно то, что я и сделал только что в супермаркете. Это все равно что выиграть приз на ярмарке и стоять разинув рот, не веря в удачу, пока его не унесет кто-нибудь другой.
По-видимому, Даррен Кабан уже забыл про историю с отцом. Иначе он непременно вспомнил бы меня, даже по прошествии десятка лет, особенно если учесть, что он въехал в меня своей тележкой, когда разговаривал по мобильному. Но, похоже, мы окончательно выветрились из его памяти. Странно, даже обидно, но почему-то виноватым чувствовал себя я.
Бедный отец, он растворился в памяти человеческой. Следы, которые он оставлял на страницах книги жизни, стерлись. Даже обстоятельства его кончины сохранились лишь в моей памяти, да и то, скажу откровенно, весьма фрагментарно.
Я сидел в машине, оглушенный этой неожиданной встречей с убийцей, и вспоминал подробности. Пришли в движение мозговые контакты, миниатюрные планеты нейронов и атомов в голове выстроились в стройную цепь, последний красный проводок защелкнулся на клемму, в ячейку памяти, шнур был воткнут в надлежащее место – и память озарило.
Это было летом, я как раз окончил колледж, который мы называли «коллажем», потому что принадлежащие этому учебному заведению здания построены в совершенно разных архитектурных стилях.
Однажды в знойный четверг, отложив все дела, с которыми предстояло разбираться во второй половине дня, мы решили погонять на велосипедах – наше совместное с отцом увлечение.
Если бы мы тогда не сели на велосипеды, не быть мне сейчас агентом по недвижимости. Интересно, кем бы я стал? Все это случилось так давно, что теперь уже трудно вспомнить, каким коридором я не пошел, и какую дверь не распахнул, лишив себя удачного жизненного выбора – сладости, которой так и не вкусил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129