Там, похоже, многие вообще не имели доспехов – словно пришли поохотиться в русских лесах. «Ну, что ж, джигиты, отведайте и нашей охоты!» В то время как, изрываемые переным железом, другие чамбулы перешли на галоп, эта тысяча шарахнулась в сторону открытого поля, вытягивая порядок, далеко обегая крыло полка. Не пропустим момента, Ваня Бодец!
Сила ордынских стрел росла с каждым прыжком лошадей, свирепо забарабанило по щитам, падали стрелки и копейщики, но и каждый выстрел русского арбалета разил теперь насмерть, пронизывая брони, как простой луб. Наконец дружина Никифора по крику своего начальника бросилась назад, в ряды пешцев, и ордынский каленый град прервался – всадники набегали неровной волной, ощетиненной длинными копьями. Русский строй колыхнулся, и синеватая стена сверкающих лезвий встала впереди человеческой стены. Серединные ряды изготовились к броску сулиц. В этот момент конный отряд полка устремился вперед глубокой лавой, набирая разгон, начал сближаться с тысячей Мурута. Прорвавшись сквозь ливень вражеских стрел, конники с яростным кличем: «Лама!.. Лама!» – врезались в самую середину врагов, громадная карусель смерти стала медленно закручиваться в сторону кургана.
Ничего этого не видел Олекса, захваченный приближением чужой конницы. Не без торжества примечал он, что побитые сотни врага потеряли упругую плотность, а в истошном визге и завывании степняков больше бешенства, чем угрозы – ведь не менее тысячи пораженных корчилось и лежало пластом позади атакующих на вытоптанном, окровавленном жнивье; многие, потеряв лошадей, бежали к запасным табунам. Враги еще обозлены, как шершни, в гнездо которых всадили кол, но ярость, порожденная тяжелыми потерями, долго не держится – ее сменяет страх.
Картины войны однообразны, как медные чеканенные монеты: конские морды с раздутыми ноздрями, плоские, словно стертые, лица врагов с раскрытыми в крике ртами, волна шального рева и волна смрада от людей и животных, потеющих от страха, рушащиеся на землю всадники под чудовищным градом сулиц, и вот они – вознесшиеся лошадиные шеи, груди и копыта, тянущиеся к тебе копья, грозящий блеск кривых лезвий… Лава вздыбилась в отчаянной надежде перескочить русские копья, чего никому и никогда не удавалось. Олекса пожалел бурого коня с атласной шерстью и черной, как смоль, гривой – острием копья поймал рыжебородого великана с округлившимися от страха и злобы глазами, и плоское лезвие проткнуло кожаную броню с ее хозяином, как шмат сырого сала, лишь слабым хрупом отдалось в гладком древке – так силен был разгон всадника. Он налетел грудью на копейный крюк, его вынесло из седла, громадная тяжесть потянула руки долу; Олекса уклонился от копыт лошади, все-таки напоровшейся на рогатину бородатого соседа, и видел, как насаженный на копье враг, выронив оружие, сучил в воздухе ногами и руками, словно по воздуху пытался взбежать на русскую стенку. Лошади степняков уперлись, началась свалка. Стоящий слева Каримка колол и бил по головам длинной алебардой, Олекса выдернул копье из поверженного, зацепил и вырвал крюком из седла еще одного…
Побитые люди и лошади в минуту образовали кровавую гряду перед стеной копейщиков, оттеснив ее назад, всадники шарахнулись прочь, завертелись в полусотне шагов, потекли в сторону открытого поля, в водоворот конной сечи, рассеивающий лязг, звериные крики и высверки стали.
– Слава-а! – вспыхнул торжествующий клич в середине полка.
– Можа-ай! – взревел грозный хор с левой руки Олексы.
– Р-радонеж! – грянуло в центре.
– Нар-ра! – отозвалось с левой руки.
Тысячи полка перекликались, торжествуя первый успех, клялись друг другу, что не покажут врагу спины. Снова стегнули черные стрелы по щитам и броням – степняки мстили за неудачу. Русские лучники их вызверили, копейщики – отрезвили. Теперь полоска земли, устланная ордынскими телами, как смертная пропасть отпугивала нападающих. До чего же не хочется накалываться на копье к концу похода, когда уже время поворачивать морды коней к родным кочевьям, а в запасном табуне за холмом к спине твоей лошади приторочены тугие мешки и ты уже не раз воображал, как станешь одаривать родичей и как станут чествовать тебя, добытчика, и петь в твою честь хвалебные песни!
Потоки стрел лились непрерывно – тысячи врагов усиленно опустошали колчаны, надеясь подточить пешую стену с расстояния. То один, то другой русский воин, словно в изнеможении, опускался на землю, обливая ее кровью. Стрелки снова стали выдвигаться в первые ряды. Крутящаяся волна всадников на крыле полка росла, и казалось чудом, что враг еще не обошел ратников с тыла, что русские конники продолжают упорную сечу, в которой, словно в трясине, увязло больше тысячи степняков.
Кутлабуга лишился речи от гнева, он грыз свои черные ногти, рычал и плевался. Русские стрелки и копейщики его изумили, свои – привели в небывалую ярость. Свиномордые ублюдки, они превратились в трусливых сытых хомяков, едва набили мешки первой добычей! Почему остановились в атаке все четыре тысячи? Для того ли он ставил их в десять рядов, чтобы, потеряв два первых от русских стрел, они растеряли и всякое мужество, едва доскакав до вражеских копейщиков? Пусть бы еще два или даже три ряда насадили свои животы на железо – по пригнутым копьям, по спинам убитых другие обязаны были вломиться в русский строй, разорвать его, смять и стоптать! Куда смотрели тысячники и сотники, куда они смотрят теперь? Он прикажет пороть их до полусмерти, а потом отправит пасти овечьи отары. Один Мурут делает свое, оголяя от конницы русское крыло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211