лишь на срезе голенищ высоких сапог голубого сафьяна блестело по ниточке речного жемчуга. Куда богаче наряжались многие гости! Держался московский государь тихо, даже застенчиво – не гремел, как бывало, в княжеской думной, сидел за столом, потупясь, краснел от похвальных речей, не каждую чашу пил до дна, зато сам пристально следил за тем, чтобы кубки знатных гостей не пустовали. Словно воск в тепле, таяли твердые сердца великих князей, доброжелание хозяев лебяжьим пухом обволакивало коросты от старых ран, нанесенных Москвой. Даже Михаил Тверской, седобородый, рослый, с суровым ликом русского Спаса, острый и злой на слово, вечный трезвенник и жестокий гонитель корчемников и пьяниц, нет-нет да и прикладывался к золотому кубку, теплеющим взором посматривал на тихого Димитрия. Тот ли это вспыльчивый юнец, который его, зрелого мужа, князя великого, за слова поперечные велел однажды взять под стражу здесь же, в Москве, а потом разбил под Любутском войско Михайлова тестя – грозного Ольгерда, с огромной ратью обложил Тверь, разорил тверские посады, принудил, угрожая штурмом, подписать покорную грамоту, назваться «братом молодшим», обязанным слушаться брата старшего – его, Димитрия? Неужто слава придавила? Сам-то Михаил Александрович по-иному воспользовался бы столь великой победой – все до единой непокорные головы пригнул бы, по рукам скрутил князей – лбами землю били бы перед ним. Ловя себя на этой мысли, Михаил хмурился, пробуждалась старая досада на несправедливость судьбы. Кто как не великая Тверь, много раз поднимавшая меч против ханов, должна бы, кажется, сокрушить Орду? Ан нет, снова наверху Москва. А не ее ли государи водили ордынские рати против русских княжеств, и против Твери тоже, не ее ли должен был господь покарать за то? Михаил Александрович грешил против истины – водили и тверские князья ордынские тумены против своих соперников, но то дела давние, их мало кто помнит, а попытки самого Михаила заполучить ханское войско тоже редкому известны. Зато дела Калиты еще у всех на памяти. Старики – те своими глазами видывали меднорукого, змеиноглазого московского князя Ивана Первого на буланом коне во главе соединенных московско-татарских ратей. Вот уж кто теперь затиснул бы всю Русь в свою обширную калиту! И слава богу – нет ни Ивана Калиты, ни грозного сына его Симеона Гордого, молодым умершего в чумной год. От мыслей таких снова смягчался тверской князь, наклонялся к Димитрию, выспрашивал о Донском походе, зная: то приятно хозяину. Слушая, вставлял слова, исподволь наводя разговор на то, что и тверские ратники стояли на Куликовом поле.
Был смотр военных трофеев, взятых в Донском походе, шумный трехдневный выезд на охоту в подмосковные леса, потом, после трезвого дня, когда гостям предлагали только рассолы с медом да клюквенный и брусничный квас, князья со своими ближними боярами собрались в думной палате. Сразу условились: споры и счеты разрешать без криков, полюбовно, по совести, последнее слово при отсутствии согласия – за великим князем Владимирским, в советчиках у него другие великие князья. В два дня уладили междоусобицы, скрепили договорные грамоты печатями и крестным целованием. Хотя в последнее время ушкуйники притихли, в особой грамоте к новгородским господам напомнили об их недавних разбоях, потребовали возмещения убытков за разграбленные Ярославль, Кострому и Приустюжье, выкупа из рабства и возвращения людей, полоненных и проданных новгородскими речными варягами.
Остались последние дела – ордынские. Речь держал Димитрий Иванович. Говорил кратко, твердо. Сначала рассказал о том, что посол Тохтамыша прямо потребовал уплаты дани и назвал ее величину.
– Мы ответили послу: земля-де русская оскудела боярами и купцами и черными людьми, побитыми на Непрядве в сече с лютым врагом хана – Мамаем, а потому должно быть от хана послабление Руси по великой услуге хану и по бедствиям нашим. Еще я сказал: должен со всеми русскими князьями совет держать.
Загудели одобрительно. Димитрий велел своему дьяку Внуку прочесть список подарков, посланных великому хану. Внук читал долго и монотонно, однако слушали внимательно, кряхтели, качали головами – дары были немалы. Однако дары – не выход, всерусская дань.
– С тем посол и отъехал восвояси, – продолжал Димитрий. – Да мыслю я – нового посольства из Орды ждать нам надобно. Решайте.
По чину первое слово – великим князьям, они же высказываться не спешили: слушали своих бояр. С великокняжеского места Димитрий Иванович пристально оглядывал собрание. Вон над плечом рязанского князя нависает лисья рожа боярина Кореева – шепчет государю в ухо, а сам то и дело сверкает зверушечьими глазками в сторону хмуроватого князя Владимира Храброго, сидящего напротив и равнодушно слушающего своих думцев. Олег медленно кивает Корееву, но вдруг морщится, трясет головой, жгучие черные глаза его мрачнеют, он нетерпеливо отмахивается, клонит ухо к другому советчику, но Кореев не отстает, и Олег снова клонит ухо к нему. «Вор, лиса ордынская», – думает Димитрий о Корееве, но как-то спокойно, без озлобления. Плечистый, с одутловатым лицом великий боярин Морозов Иван Семенович, несколько лет назад перешедший от Дмитрия Суздальского к московскому государю, сейчас присоединился к нижегородским боярам. Говорит он один, то и дело отирая лицо большим платком – жарко небось в бобровой-то шубе да в натопленной палате. Дмитрий Константинович слушает Морозова благожелательно, по морщинистому лицу скользит улыбка – тоже лис порядочный, его тестюшка, таких поискать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211