пьяницу зашивали в мешок и бросали в воду, в то время как за трусость в бою, оставление поста, неповиновение начальнику, сообщение ложных сведений ломали хребет, вырезали сердце у живых и четвертовали. Но все же хлебать воду, сидя в мешке на дне какого-нибудь кишащего пиявками болота, не хотелось.
– Теперь я увидел: русы – беспощадный враг, – заговорил хан. – Видно, слухи об их добродушии преувеличены. Они сами подняли зажженный факел – пусть же на себя и пеняют.
Мурзы притихли, один Зелени-Салтан чавкал, жуя орехи.
– У тебя, Кутлабуга, быстрые и неутомимые всадники. Пусть эту ночь они отдохнут, завтра же оставь на месте три тысячи, остальные рассыпь на сотни. То же сделает Кази-бей. Ваши сотни распространятся вокруг на два дневных перехода. Не пропускать ни одной деревни – выжигать дотла. Сейчас пора урожая, кормите коней зерном – не отощают. В полон брать лишь тех, кто выдержит пешую дорогу до Сарая и Крыма, остальных убивайте. Пленных русских воинов присылать ко мне.
Как оголодалая в долгом пути саранча сплошной тучей налетает на цветущий край и, рассеиваясь серыми роями по хлебным нивам, пышным лугам, обильным садам и зеленым рощам, оставляет повсюду лишь мертвую, зараженную тленом и зловонием землю да остовы оголенных деревьев, так двенадцать тысяч хищных всадников Орды омертвили южные волости Великого Московского княжества, сжигая села, деревни и погосты, вытаптывая огороды и поля, полоня и убивая людей. Много десятилетий не знала московская земля столь опустошительных набегов врага. Рати Ольгерда, двенадцать лет назад подступавшие к московским стенам, проходили севернее, малонаселенными лесами. Они двигались кучно, узкой полосой, да и сама война, похожая на обычную княжескую усобицу, была не так беспощадна, память о ней повыветрилась. Грозный смысл ночного зарева над Серпуховом поняли далеко не все мирные селяне – деревянные городки, скученные в тесных стенах, выгорали часто, – и весть о появлении врага не везде опередила его отряды. В москвитянах уже не было старинного страха перед Ордой, как не было и той легкости, с которой рязанцы, нижегородцы, жители украинной Литвы бросали дома и поля при первой тревоге. Едкий дым и стаи воронья снова заклубились над русской землей. Снова скорбными трактами потянулись к Оке вереницы связанных волосяными веревками людей под бичами лохматых наездников. Снова на пепелищах выли ночами осиротелые собаки и осмелевшие волки выходили из урманов лизать кровь убитых, рвать бездомную скотину. Сытые вороны и коршуны лениво клевали глаза мертвых младенцев, стариков и старух, а на брошенных полях и огородах, в покинутых избах, клетях и сараях явились неисчислимые полчища серых крыс. Всюду, где появлялась Орда, она словно плодила ворон, крыс и волков.
Хан с главным войском еще стоял у Оки. Мурзы гадали, отчего повелитель вдруг остановился? Разве не он так бешено гнал тумены вперед, спеша к Москве? Димитрий теперь узнал о нашествии, он вооружается и укрепляет город… А между тем хану требовалось точно знать, что Димитрий в Москве. Пусть он тройные стены воздвигнет по какому-нибудь волшебству – Тохтамыш окружит их, не задумываясь. Любая крепость обречена, если у защитников ее нет надежды на помощь извне. Димитрию надеяться не на кого: и от боярина Носатого из Твери прибыл тайный гонец с вестью, что великий князь Михаил готов встретить хана на своем порубежье, принести покорность, если хан отдаст ему ярлык на великое княжение Владимирское. Остановку Тохтамыша вызвала мысль о том, что Димитрий скорее всего покинет столицу. Где он теперь? Какая у него дружина? Легко осадить город с ходу, но под стенами легко и увязнуть. И тогда удар даже небольших русских сил в спину может оказаться таким же гибельным, как удар засадного полка Москвы на Куликовом поле.
Два года Тохтамыш издали изучал московского князя и его брата. Оба вспыльчивы и гневливы, оба радеют за благополучие своих подданных, обоих уязвленная гордость способна подвигнуть на безрассудный шаг. Останутся ли они в бездействии, видя, как опустошается их земля, слыша отовсюду стенания, жалобы и проклятия избиваемых людей? У Димитрия есть опытные воеводы, но воеводы со временем становятся похожими на своих князей…
На третий день в ставку хана ввели сотника из крымского тумена. Поцеловав край кошмы перед владыкой, он заговорил:
– Повелитель! Высокородный эмир Кутлабуга велел мне самому доставить к тебе важного человека.
Тохтамыш насторожился: с каких это пор Кутлабуга стал высокородным и по какому праву именуют эмиром безбожника, таврического бродягу, которого Тохтамыш держит в Крыму как сторожевого пса и пугало для кафских жидов? Не выращивают ли там, среди крымских репьев, нового Мамая?
– Кто этот человек?
– Он клянется, что приехал из самой Москвы.
Тохтамыш разом позабыл о Кутлабуге.
В шатер втолкнули невысокого, наголо обритого человека в рубище, он опустился на колени перед ханом, рядом с ним появился толмач.
– Пусть говорит.
Неизвестный поднял голову, и носатое лицо его, и глаза-мыши показались хану знакомыми.
– Могучий владыка народов, разве ты не узнаешь меня? – заговорил по-татарски. – Я – Некомат, купец-сурожанин.
Тохтамыш вспомнил: это был тот самый торговец-ростовщик, изгнанный в своё время из Москвы и вместе с Иваном Вельяминовым пытавшийся взбунтовать удельные города против Димитрия. После Куликовской победы его, как и многих, выпустили из темницы, где он принял крещение, чтобы расположить к себе своих надсмотрщиков. Под новым именем Некомат пришел в Орду, переполненный злобным желанием отомстить москвитянам за потерянное состояние, за пережитые унижения и страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211