ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
У многих ополченцев имелись дальнобойные арбалеты со стальными луками. И враги вообще перестали наскакивать на маленький отряд, лишь издали слали черные стрелы. Ни ханских нукеров, ни больших наянов поблизости не было, так зачем умирать, когда настало время пиршества? Подскакал седобородый Клевец в забрызганном кровью панцире. Олекса был благодарен ему за то, что уцелел сам и вывел из последней мясорубки нескольких воинов.
– Боярин, пора уходить – нукеры!
Олекса уже и сам приметил движение какого-то организованного отряда вдоль москворецкой стены. Каримка, ругаясь, грозил кулаком. Открытое лицо его было в кровь исцарапано ногтями – потрудились те, кого он сегодня швырял вниз с неглинских укреплений.
Вопль ужаса заставил русских воинов разом оборотиться. Тайницкая башня еще защищалась, а по стене юркими серыми пауками бежали степняки, сбившие последний ополченческий заслон между башнями. Целой вереницей спешили они к добыче в угловом конце москворецкой стены, и женщины подняли отчаянный крик. Вдруг что-то красное сорвалось, скользнуло по стене, донесся глухой стук, и видел Олекса, как покатилось по откосу раската женское тело в красном сарафане, а рядом катилось мертвое тельце ребенка. Потом сорвалось синее в цветных разводах, стремительно понеслось к земле, и все повторилось в ужасающей простоте. Москвитянки, видя бегущих к ним насильников, хватали детей и бросались вниз…
Олекса закрылся рукой и заплакал. Он никуда не ушел бы отсюда и был бы убит или пленен, но второй раз в этот день могучая рука кожевника, которой не мог бы противиться ни один человек на свете, увлекла его в башню. Он не заметил, как очутился на крутом невысоком берегу, из которого вырастали белокаменные стены и башня. Здесь Неглинка впадала в Москву, за устьем ее, над пойменным лугом, метались и плакали потревоженные чибисы, их крики ворвались в душу и пробудили Олексу. Мир был велик, мир жил, и ему надо жить.
Из-под берега с ребенком на руках метнулась Анюта.
– Олексаша!
Да, надо жить.
– Ты почему здесь? Али плавать не умеешь?
– Умею, да куда ж я, тебя не дождавшись?
– Шайтан-девка! – Каримка подскочил к Анюте, выхватил у нее девочку. Потом швырнул в воду секиру, сбросил панцирь и, оставшись в кожаной броне, стал медленно входить в реку. Каждый миг со стен мог начаться обстрел, Олекса поспешно разоблачился, забрасывая подальше от берега оружие и доспехи, чтобы не достались врагу. Ремень саадака закинул на плечо, поднял щит. Не выдержав, прикрикнул на Анюту:
– Да ступай ты в воду, смола! Убьют же нас обоих!
Стало слышно, как в дверь башни колотят чем-то тяжелым. Опасаясь стрелы в спину, Олекса уходил на глубину пятясь, прикрывая щитом себя и Анюту. На стене грубо горланила Орда. Едва отплыли, позади взмыл яростный вой. Через полминуты стрелы со свистом секли воду, щелкали по щиту. Светлые и темные головы плывущих осыпали реку далеко вниз по течению, и ордынцы, сбросив заборола, с воем и гоготом состязались в стрельбе по живым безопасным мишеням. Сколько больших и маленьких утопленников всплывет весной из омутов этой печальной реки, будет унесено льдами в Оку и далекую Волгу?
На темно-карем сухом жеребце Тохтамыш стоял посреди Соборной площади, наслаждаясь дымом горящего города. Через разбитые двери храмов нукеры копьями и плетьми выгоняли перепуганных людей. Молодых женщин и детей сгоняли на край площади, оцепленной спешенной тысячей ханского тумена. При малейшем неповиновении били по головам; старцев и старух, попов и монахов резали прямо на папертях. Никто не боялся навлечь небесный гнев: сам повелитель сказал, что подрясники чернецов скрывают воинов. Из соборных ризниц и клетей тащили дорогую утварь, куски парчи и бархата, затканные золотом и серебром плащаницы, праздничные ризы, сундуки и ларцы, полные драгоценностей и монет, безжалостно рушили иконостасы, сдирали оклады с икон, разваливали груды книг, выхватывая изукрашенные, рвали с них накладки из серебра и золота, выколупывали жемчужины и цветные камешки, по-воровски рассовывая в тайники поясов, сапог и шапок, изуродованные пергаменты швыряли в кучи вместе с разбитыми иконами. Иные в злобе топтали ногами иконописные образы, как делали это, ворвавшись на стену, где при покровительстве бородатых урусутских демонов, измалеванных на досках, пролито целое море ордынской крови. Даже твердокаменный Батарбек вчера лил слезы по своим любимым нукерам, и повелитель, потерявший сына, был мрачен все эти дни, как осенняя туча. И это правда, что русские монахи служат не богу, а князю: ни один гром не грянул над осквернителями храмов с тех пор, как умолкла последняя кремлевская пушка.
Обшаривать терема князей и великих бояр Тохтамыш послал Шихомата, крымчаки Кутлабуги грабили монастыри, опытные волки Батарбека шныряли в боярских и купеческих домах, искали потайные подвалы. И находили – подвалы с ценным добром, большие корчаги и бочки зерна, зарытые в землю, даже винные погребки. Не весь запас хмельного уничтожили ополченцы. В иных разбитых и запертых погребах по колено стояли лужи из смеси браги, вин и медов – здесь легко было опьянеть от самого воздуха. После кровавого дела воинов тянуло на разгул. Взяв город на щит, они стали в нем полными хозяевами. Бояться некого: начальники не препятствовали законному грабежу, русского войска поблизости нет, от воинов даже не требовали преследовать тех немногих, кому удалось вырваться за стены. Пили все, что находили, – прямо из бочек, лагунов и кувшинов. Пили, черпая в разбитых подвалах мутную бурду; многие тут же и сваливались на ступеньках или среди подворий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211
– Боярин, пора уходить – нукеры!
Олекса уже и сам приметил движение какого-то организованного отряда вдоль москворецкой стены. Каримка, ругаясь, грозил кулаком. Открытое лицо его было в кровь исцарапано ногтями – потрудились те, кого он сегодня швырял вниз с неглинских укреплений.
Вопль ужаса заставил русских воинов разом оборотиться. Тайницкая башня еще защищалась, а по стене юркими серыми пауками бежали степняки, сбившие последний ополченческий заслон между башнями. Целой вереницей спешили они к добыче в угловом конце москворецкой стены, и женщины подняли отчаянный крик. Вдруг что-то красное сорвалось, скользнуло по стене, донесся глухой стук, и видел Олекса, как покатилось по откосу раската женское тело в красном сарафане, а рядом катилось мертвое тельце ребенка. Потом сорвалось синее в цветных разводах, стремительно понеслось к земле, и все повторилось в ужасающей простоте. Москвитянки, видя бегущих к ним насильников, хватали детей и бросались вниз…
Олекса закрылся рукой и заплакал. Он никуда не ушел бы отсюда и был бы убит или пленен, но второй раз в этот день могучая рука кожевника, которой не мог бы противиться ни один человек на свете, увлекла его в башню. Он не заметил, как очутился на крутом невысоком берегу, из которого вырастали белокаменные стены и башня. Здесь Неглинка впадала в Москву, за устьем ее, над пойменным лугом, метались и плакали потревоженные чибисы, их крики ворвались в душу и пробудили Олексу. Мир был велик, мир жил, и ему надо жить.
Из-под берега с ребенком на руках метнулась Анюта.
– Олексаша!
Да, надо жить.
– Ты почему здесь? Али плавать не умеешь?
– Умею, да куда ж я, тебя не дождавшись?
– Шайтан-девка! – Каримка подскочил к Анюте, выхватил у нее девочку. Потом швырнул в воду секиру, сбросил панцирь и, оставшись в кожаной броне, стал медленно входить в реку. Каждый миг со стен мог начаться обстрел, Олекса поспешно разоблачился, забрасывая подальше от берега оружие и доспехи, чтобы не достались врагу. Ремень саадака закинул на плечо, поднял щит. Не выдержав, прикрикнул на Анюту:
– Да ступай ты в воду, смола! Убьют же нас обоих!
Стало слышно, как в дверь башни колотят чем-то тяжелым. Опасаясь стрелы в спину, Олекса уходил на глубину пятясь, прикрывая щитом себя и Анюту. На стене грубо горланила Орда. Едва отплыли, позади взмыл яростный вой. Через полминуты стрелы со свистом секли воду, щелкали по щиту. Светлые и темные головы плывущих осыпали реку далеко вниз по течению, и ордынцы, сбросив заборола, с воем и гоготом состязались в стрельбе по живым безопасным мишеням. Сколько больших и маленьких утопленников всплывет весной из омутов этой печальной реки, будет унесено льдами в Оку и далекую Волгу?
На темно-карем сухом жеребце Тохтамыш стоял посреди Соборной площади, наслаждаясь дымом горящего города. Через разбитые двери храмов нукеры копьями и плетьми выгоняли перепуганных людей. Молодых женщин и детей сгоняли на край площади, оцепленной спешенной тысячей ханского тумена. При малейшем неповиновении били по головам; старцев и старух, попов и монахов резали прямо на папертях. Никто не боялся навлечь небесный гнев: сам повелитель сказал, что подрясники чернецов скрывают воинов. Из соборных ризниц и клетей тащили дорогую утварь, куски парчи и бархата, затканные золотом и серебром плащаницы, праздничные ризы, сундуки и ларцы, полные драгоценностей и монет, безжалостно рушили иконостасы, сдирали оклады с икон, разваливали груды книг, выхватывая изукрашенные, рвали с них накладки из серебра и золота, выколупывали жемчужины и цветные камешки, по-воровски рассовывая в тайники поясов, сапог и шапок, изуродованные пергаменты швыряли в кучи вместе с разбитыми иконами. Иные в злобе топтали ногами иконописные образы, как делали это, ворвавшись на стену, где при покровительстве бородатых урусутских демонов, измалеванных на досках, пролито целое море ордынской крови. Даже твердокаменный Батарбек вчера лил слезы по своим любимым нукерам, и повелитель, потерявший сына, был мрачен все эти дни, как осенняя туча. И это правда, что русские монахи служат не богу, а князю: ни один гром не грянул над осквернителями храмов с тех пор, как умолкла последняя кремлевская пушка.
Обшаривать терема князей и великих бояр Тохтамыш послал Шихомата, крымчаки Кутлабуги грабили монастыри, опытные волки Батарбека шныряли в боярских и купеческих домах, искали потайные подвалы. И находили – подвалы с ценным добром, большие корчаги и бочки зерна, зарытые в землю, даже винные погребки. Не весь запас хмельного уничтожили ополченцы. В иных разбитых и запертых погребах по колено стояли лужи из смеси браги, вин и медов – здесь легко было опьянеть от самого воздуха. После кровавого дела воинов тянуло на разгул. Взяв город на щит, они стали в нем полными хозяевами. Бояться некого: начальники не препятствовали законному грабежу, русского войска поблизости нет, от воинов даже не требовали преследовать тех немногих, кому удалось вырваться за стены. Пили все, что находили, – прямо из бочек, лагунов и кувшинов. Пили, черпая в разбитых подвалах мутную бурду; многие тут же и сваливались на ступеньках или среди подворий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211