— Мы ни в коем случае не согласимся с этой версией. Тем не менее мы понимаем, с какими затруднениями столкнется ваше правительство, если встанет вопрос о происхождении бомб.— Смею сказать, что и ваше положение в этом случае будет не легче, господин министр.— Вот именно. Между прочим, наш президент в курсе того, что вы интересовались некоторыми самолетами заводов Дассо. Он считает, что сейчас как раз есть возможность вернуться к этой проблеме, он одобрительно относится к развитию торговых сделок в данной области.— Приятно это слышать.— Есть и другие формы экономического сотрудничества, по поводу которых мы готовы встретиться и поговорить в самое ближайшее время. Наметились интересные идеи…— Мы можем это только приветствовать, — голос говорившего, однако, прозвучал так, будто в Иерусалиме не намерены приветствовать ничего, исходящего из Франции.Ответ из Парижа прозвучал несколько фальшиво — очень уж деликатен был разговор, даже многоопытному дипломату не всегда под силу делать хорошую мину при столь плохой игре.— Подобное сотрудничество может быть дурно истолковано общественным мнением, если появится официальное признание, будто обе боеголовки попали в Израиль из Франции.— Возможно.— Могу ли я в этот замечательный, поистине исторический день получить обещание, что ваше правительство не пойдет на столь чреватый последствиями шаг?— Надлежит обсудить это с моими коллегами. Но обещаю, что никаких публичных заявлений без согласования с вами сделано не будет.На этом разговор и завершился.В тот же вечер военный фотограф отправился в Мегиддо и сделал множество снимков обнаруженной там боеголовки. Часть их попала в газеты и журналы, однако те негативы, что могли бы изобличить французское происхождение находки, были отправлены на хранение в сейф. «Кто его знает, — сказал министр иностранных дел, отдавая распоряжение на этот счет, — в политике никогда не знаешь, как дело обернется». Глава 36 — Ты же меня уверял, будто в «Шатиле» высокие профессионалы, — отчитывал шеф французской военной разведки стоящего перед ним навытяжку майора Савари.— Они и есть профессионалы.— Непохоже!— В такого рода делах большую роль играет удача. Им не повезло.— Неубедительно. План был чересчур сложен. — шеф поморщился. — Терпеть не могу всяких выкрутасов. Простота — вот что требуется в таких делах. Чем проще, тем лучше.Савари поборол в себе искушение напомнить, что в свое время план шефу понравился и был им одобрен. Неожиданно он сообразил, что с тех пор от него ни разу не потребовали отчета, как развиваются события. Выходит, шеф с самого начала хотел остаться чистеньким. А теперь, извольте радоваться, он в кусты.— Риска же не было, взрыв произойти не мог.— С твоих слов.— На судне, которое переправило боеголовки в Израиль, плыли двое моих инженеров — они их обезопасили. Так что это был чистый шантаж — и ничего более.— Опять-таки — с твоих слов.— Но если бы шантаж удался, то Израиль пошел бы на серьезные политические и территориальные уступки, отыграть назад бы уже никогда не смог.— Очень ты ловкий и умный. Вот только план твой провалился.— Откуда мне было знать, что «Моссад» внедрил в группу своего агента.— Кажется, у них и здесь есть друг-приятель.— Есть. В ДСТ.Шеф нахмурился.— Твоя идиотская затея бросила тень на военную разведку. Придется как-то все это объяснить министру. — Савари молчал, уставившись в окно. — Кстати — кто выболтал всю историю прессе?— Никто ничего не знал.— Но был же какой-то посредник между тобой и «Шатилой»?— Был, — Савари не изменился в лице. — Но с ним случилось несчастье. — Он понизил голос, будто оба они находились на вражеской территории, и сделал паузу, подыскивая наиболее выразительные и подходящие для данного момента слова. — Кажется, вчера в его квартиру на улице Спонтини проник вооруженный бандит и прикончил его выстрелом в голову. Полиция начала расследование. — Савари выждал еще минуту, прикидывая что-то в уме, потом все же рискнул добавить еще несколько слов. — Сдается мне, господин генерал, что вряд ли убийцу поймают.
Генерал Бадран, шеф генерального разведывательного управления в Дамаске, получил инструкции от своего министра и вызвал начальника одного из спецподразделений.— Речь пойдет о профессоре Ханифе, — начал он. — Это человек известный. И очень опасный.Сидевший напротив полковник возразил:— Ханиф чрезвычайно предан делу арабов.— Предан — это верно. Но ему не хватает благоразумия. Повторяю — он опасен.— Это окончательное мнение?— Да. И русские, и американцы оказывают давление… Вы поняли? — Генерал неопределенно указывал рукой куда-то вверх. — Я получил указания. Надо выполнить их аккуратно, в точности и без огласки. И относительно его ближайших сподвижников тоже — мало ли как они себя поведут в таких обстоятельствах? Ни к чему нам шум вокруг этого дела.— Ясно, господин генерал.— Что касается меня, — добавил генерал, — то я считаю профессора личностью выдающейся, настоящим реалистом — только реализм теперь не в моде. Уж эти политики… — Он развел руками как бы в знак собственного бессилия в данном случае и жестом отпустил полковника, напутствовав его на прощание: — Займитесь этим лично. И поскорее.Поздравляя Бен Това с успехом и произнося подобающие любезные фразы, Мемуне смотрел в сторону — слова прямо-таки застревали у него в горле. «Будто вязкая жидкость вытекает из узкого сосуда», — подумал Бен Тов, его забавляла эта процедура. Однако, перейдя к изложению мнения министра обороны, Мемуне приободрился и заговорил с привычной уверенностью: — Министру доложили, что убитая в Мегиддо террористка и есть та самая Расмия Бурнави, которую мы не сумели перехватить в аэропорту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108