Министр — бывший военный, получивший свой нынешний пост от партии Ерут, давно и по праву считался весьма искушенным политиком. Сейчас он сидел на веранде, перед ним стояли бутылки, фужеры, и он был готов к беседе с поздним и нежданным гостем.— Ваш визит — нечто чрезвычайное, не так ли?— Безусловно, господин министр.— В любом случае Мемуне надлежит поставить в известность, нельзя действовать через голову шефа.— Само собой разумеется, господин министр.— Ну так расскажите, что вас привело сюда в такой час.Бен Тов отпил содовой, устроился поудобнее в кресле и минут десять держал речь перед хозяином дома, излагая то, что тому вовсе не хотелось знать. Потом откинулся на спинку, полагая услышать одобрение и согласие, — пустая формальность, не более того, как ему казалось. Однако он ошибся.— Исключено, — вымолвил министр. — Абсолютно исключено!— Но, господин министр, при всем моем уважении не могу согласиться. Информация, которой располагает агент, жизненно важна для страны.— Ну так и вытащите его оттуда — но никаких диверсий, это же просто смешно!— Без диверсии шансы на удачный исход уменьшатся ровно наполовину. Риск слишком велик, вся операция пойдет насмарку, это неприемлемо.— А полет бомбардировщика над территорией Ливана и Сирии, по-вашему, приемлем? Разговоры на следующей же неделе отзовутся на политике Вашингтона в отношении Израиля.— Вас волнуют слухи и разговоры, а меня — вопрос, уцелеет ли страна. Мы говорим на разных, языках.— Вот именно, Бен Тов, — на разных языках! — Сказано было жестко, и Бен Тов понял, что настаивать нет смысла.— Вы позволите мне обсудить этот вопрос с премьер-министром?— Нет, не позволю!— Может быть вы еще измените свое решение, господин министр?Министр поднялся.— Повторяю: моего разрешения вы не получите. Другого ответа не ждите.Встал и Бен Тов.— Как ни странно, я ожидал именно другого ответа.— Вы затеяли опасную игру.— Это мне, представьте, безразлично. Чего будут стоить все ваши тонкие политические соображения, если мы не сумеем остановить этих людей? Будьте здоровы, господин министр, и спасибо, что потратили на меня время.Бен Тов медленно дошел до машины, сел за руль и двинулся к дому. Спешить теперь не было смысла, надо хорошенько обдумать, как объяснить жене, где он был, почему не позвонил и не предупредил, что опоздает к ужину, и почему от него несет табаком. Что дальше предпринять насчет того, главного дела, он просто уже не знал.
В 19:30 Эссат пересек шоссе возле деревни Кутайфе. Здесь было неспокойно. Жители стояли на обочине, лениво переминаясь босыми ногами в придорожной пыли и провожая глазами транспорт, несущийся по асфальту. То и дело какой-нибудь мальчишка швырял в окно машины горсть песка и камней — жест бесполезный, но многозначительный. Прислонясь к глинобитной стене то ли недостроенного, то ли разрушенного дома, коротал время вместе с остальными нездешний молодой человек. Заметив пикап и проследив взглядом, как он сворачивает с шоссе на дорогу, ведущую к востоку, он незаметно отвернулся и достал «воки-токи».Спустя полчаса Эссат решил, что в темноте ехать дальше не стоит. Он сбавил скорость, осторожно съехал с колеи, медленно двинулся вдоль песчаного бархана и остановился там, где его нельзя было заметить с дороги. Отчаянно хотелось спать — но заснешь ли тут? Глава 21 Наутро Бен Тов застал Мемуне в самом дурном расположении духа: шеф едва цедил слова сквозь зубы и в раздражении перекладывал с места на место все, что находилось на столе. Накануне вечером к нему домой позвонил министр обороны и потребовал, чтобы он, Мемуне, призвал к порядку некоторых из своих подчиненных. Это был удар ниже пояса — Мемуне и так комплексовал, что не умеет себя поставить на работе и что с ним не считаются. И вот — извольте радоваться — сидит как ни в чем не бывало, этот неуправляемый Бен Тов, как всегда самоуверен и никаких признаков раскаяния.— Из-за тебя я попал в неловкое положение, — негодующе воскликнул Мемуне, на что Бен Тов отозвался вполне спокойно:— Сожалею, но в нашей работе чего только не случается.— Ты обязан был позвонить сначала мне.— Откровенно говоря, я опасался, что вы не разрешите обращаться к министру. На вашем месте я бы предпочел оставаться в неведении — так удобнее, ей-Богу!— Но это же нарушение правил, — министр прямо-таки из себя вышел.— Да не интересует меня его настроение — не понимаю, почему вас это задевает. Как будто угроза со стороны «Шатилы» меньше значит, чем всякие там капризы начальства.— Ну нет, «Шатила» — это серьезно.— Так почему начальственный гнев мешает нам делать свое дело?— Да не капризы это, пойми. Министр прав: в правительстве должна быть своя дисциплина.Мамуне только лишний раз убедился, что в споре с Бен Тов всегда его побьет — у него мощная аргументация.— Я не считаю важным обращаться к премьер-министру: имей в виду — вовсе не потому, что министр обороны настаивает, а потому что я сам так думаю. Диверсия на самом деле неприемлема по чисто политическим соображениям. Премьер все равно откажет, ты только поставишь всех в неудобное положение.— В толк не возьму, как можно даже эти слова произносить — «неудобное положение» — в данных обстоятельствах, — голос Бен Това оставался спокойным, но он сам явно едва владел собой.— Считай, что это приказ. Больше к этому не возвращаюсь.— Прекрасно.— Что значит — прекрасно?— А то, что я все равно займусь спасением своего агента. Не допустить же, чтобы ему там глаза выдавили. Они сначала подцепляют ложкой глазное яблоко, а потом тянут наружу, пока нерв не оборвется. Он тяжело посмотрел на Мемуне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108