Его идея отправить меня в Израиль с фальшивым паспортом была глупа — риск огромный. Меня задержали бы в аэропорту, наверняка у пограничников есть мои фотографии. Мне не хотелось рисковать. И я решила использовать свою связь с советской разведкой. Это они посоветовали пропустить меня через границу, правда ведь?— Ты что, и раньше на них работала?— Конечно. Профессор при всем своем уме — человек зацикленный на одной идее: ислам против сионизма. А я смотрю на вещи шире: можно использовать и русских в нашей игре, вот как я решила. Они не такие уж дураки, эти русские, но не умнее же, чем дочка торговца из Тебриза. Два года назад я с ними заключила контракт.— Но ты вывела нас на бомбу только, когда мы начали исполнять условия.— Нет, раньше. Я же знала, что за мной следят. Надо было избавиться от этой слежки, для того я и уверила вас, будто я заодно с КГБ. Я точно знала, что Армагеддон состоится, что бы там ни случилось в Иерусалиме. — Она снова усмехнулась. — Ту бомбу я отдала ради вот этой, — она кивнула на свой прибор. — Ради полной уверенности. Мой сценарий лучше, правда? Потому что в нем есть символика. А Иерусалим — он все равно погибнет. Евреи покинут его навсегда.— Падение Иерусалима — как в Библии… — Сказав это, он вдруг подумал: а зачем она со мной разговаривает? Мы оба тянем время. Не хотим умирать.— Освобождение угнетенных…— Это безумие! — крикнул Эссат, не в силах больше слушать. — И ты безумная. Ты не человек, все, что ты говоришь, — бесчеловечно!И в этот миг снаружи послышался шум — кто-то шел к дому.— Останови их, — приказала Расмия.Но дверь уже распахнулась и на пороге появился израильский солдат. Выстрел был оглушителен в тесном помещении. Солдата откинуло назад, к двери, и он тяжко рухнул на пол: пуля вошла между глаз. Рука стрелявшей оказалась не по-женски твердой.В тот же миг, рванувшись вперед, Эссат схватил эту руку. И, выкручивая тонкую кисть, с ужасающей отчетливостью увидел, как палец другой руки давит, давит на красную кнопку…Револьвер упал, Расмия вся дергалась, он обхватил ее и бросил на пол, навалился сверху, весь напрягшись в ожидании взрыва, — вот сейчас, сейчас… Что он делает? Спасает ее, эту гадину, убийцу, прикрывая собой… Где-то на грани сознания прошло воспоминание: в Риме, давно, в убогой гостинице, за разделяющей их тонкой перегородкой… Он слышал тогда ее дыхание, он мечтал о ней… И Расмия вдруг перестала сопротивляться, замерла…В комнате уже были какие-то люди, он опомнился, отпустил ее, рывком поднял с пола — и тут же Расмию схватили. На запястьях клацнули наручники.— Где твой взрыв, а? — крикнул Эссат. — Твой Армагеддон? Отвечай же! У бомбы часовой механизм? Отвечай!Она не отрывала от него глаз и вдруг расплакалась совсем беспомощно, слезы так и хлынули, губы отчаянно задергались, она с трудом вымолвила:— Это конец. Кто-то предал…— Обыщем все вокруг. Пойдешь с нами, покажешь место.— Ступай, — Расмию толкнули к двери. Она вышла, не оглянувшись больше на Эссата, остановилась на пороге — солнце ослепительно сияло над городком, который носил некогда громкое имя Армагеддон, а сегодня зовется Мегиддо. И тут ударила автоматная очередь, пули зацокали по каменной кладке стены — еще мгновение Расмия стояла, будто дожидаясь, пока отгремят выстрелы, — и медленно опустилась на колени. Шедший рядом солдат попытался ее подхватить, но схватился за плечо — пуля рикошетом ударила и в него. Жизнь меркла на лице девушки, глаза под вскинутыми изумленно бровями, секунду назад влажные и блестящие, угасали… Эссат тупо смотрел, как она клонится к земле, падает и, наконец, легла, вытянувшись, будто собралась спать. Только тут он выхватил у солдата автомат и дал очередь в ту сторону, откуда прозвучали выстрелы. Пустой номер — часового из «Шатилы» уже и след простыл.По холму к дому поднималась группа людей, среди них — Бен Тов.— Сюда, — крикнул Эссат. — Окружайте холм — надо поймать его. Как же это вышло? — он был угнетен и растерян. — Тот, кто ее убил, наверно, подслушал наш разговор. Поверил, как и мы, будто она работает на КГБ. Всех она обманула, всех. И себя…Вдвоем с Бен Товом они вошли в дом.— Похоже, и вторую разрядили заранее, — сказал Эссат и принялся рассказывать о происшедшем в доме.
В том месте, где в незапамятные времена находились арабские конюшни, с помощью детекторов нашли вторую ядерную боеголовку. Она была спрятана в каменном гроте, рядом журчал светлый родник, бивший за тысячи лет до рождества Христова. Узкий металлический цилиндр, чуть присыпанный гравием, покоился там, куда некогда приводили на водопой боевых коней.В 20:00 по радио объявили, что вторая бомба найдена и обезврежена. Террористы убиты, угроза миновала — так говорилось в сообщении. Правительство распорядилось прекратить подготовку к взрыву Стены плача — под ней стояли к тому времени толпы молящихся.В министерство иностранных дел позвонили из Парижа:— Поздравляю — только что услышал по радио. Это замечательно!— Благодарю вас, господин министр.— Так бомб было две?— Выходит, так.— Вы, безусловно, понимаете, что эта тема требует особой осторожности. Мы оказались в крайне сложной ситуации…— Еще бы. Вы же уверяли, будто из арсенала исчезла всего одна боеголовка.— Прежде чем позвонить вам, я проконсультировался с президентом. Он озабочен тем, что наши добрые отношения могут потерпеть ущерб, если в Израиле станут нагнетаться антифранцузские настроения. — Он помолчал. — В этом случае, если вы оповестите всех, будто обе боеголовки похищены из французского арсенала. — Снова неловкое молчание. Иерусалим не спешил Парижу на выручку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108