— заволновался Таверне. — Должна же быть причина…— Скорее всего, ничего им неизвестно, но какие-то подозрения возникли.— Чего они добиваются? Как вы об этом узнали?— Стоит ли вдаваться в подробности — толку от этого никакого.— Но я должен знать, какая опасность нам грозит и с какой стороны, — попробовал было настаивать перепуганный партнер.— Сам разберусь и приму меры, — сухо ответил Савари. — Единственный риск, если они узнали ваш служебный телефон, да и то вряд ли. Предупредите на всякий случай сотрудников.— Вы хотите сказать, что лучше мне поменять место работы?— Со временем, может быть. Главное, чтобы в контрразведке никто не связал ваше имя с именем Жалю, — тут уж Баум не промахнется, схватит вашего братца.— Само собой. Что я должен предпринять?— Попробую выяснить, что им известно. Такая возможность есть. Если вашему брату грозит опасность, тут же дам знать.Таверне молчал, стараясь привести свои мысли в порядок, и неожиданно поймал на себе тяжелый взгляд собеседника:— Ну?— Что — ну? — снова заволновался Таверне. — Что вы имеете в виду?— Вы уже работаете над этим делом, так ведь? И братец ваш тоже?— Да.— Вы же не собирались этим заниматься, пока не поступит первый платеж. Короче говоря, я хочу получить свои комиссионные.— Но подтверждение из банка еще не получено.— А я не собираюсь его дожидаться. — Савари улыбнулся, однако улыбка эта показалась партнеру чрезвычайно неприятной. — Мне мои деньги нужны завтра утром.— Вряд ли к утру придет подтверждение.— Так заплатите мне из своих сбережений и восполните эту сумму, когда банковские процедуры закончатся.— Так не делают.— Мне плевать, делают или не делают. Эти свои еврейские штучки оставьте для других, а мне извольте заплатить, что положено.Таверне нахмурился:— Ну если вы так ставите вопрос…— Отступать не собираюсь, имейте в виду.Они разошлись, не попрощавшись. Таверне отправился повидать брата — их редкие встречи обычно назначались в кафе возле Пантеона — и пересказал ему неприятный разговор.— Жизнь становится опасной, — завершил он свой рассказ. — Савари то ли сам обманывается, то ли нас за нос водит — когда я попросил его объяснить подробней, что у него за проблемы с контрразведкой, он набычился и отвечать отказался. Но раз он требует свои комиссионные, да еще так настойчиво, значит, чувствует реальную опасность. Он больше знает, чем говорит.— Если контрразведка выйдет на тебя, я пропал, — отозвался брат, он старался казаться спокойным, но взгляд, которым он окинул кафе, выражал тревогу. — Если что — придется мне когти рвать. Ты перевел деньги в Женеву?— Перевел. Ты, кстати, еще не рассказал о результатах своей поездки, — напомнил Таверне.— Я только вчера вечером вернулся. Все идет по плану. В Мейрарге я обо всем договорился — проблем не будет. Самый удобный день 22 июля, у меня есть все транспортные схемы. Ты успеешь подготовить команду?— Успею. Я повидался с Караччи, он все устроит.— Понадобится всего человек шесть, они должны быть надежными. Автоматы для всех. Хорошо бы еще гранаты со слезоточивым газом — на всякий случай.— Это все достанем. Насчет машин тоже договорились.— Через пару дней я тебе сообщу точное место и подробный план действий.— Как он выглядит, наш товар?— Две плутониевых боеголовки, по пятнадцать килотонн каждая.Обсуждение деталей сделки как-то успокоило обоих — в сущности, ничего еще не потеряно, дело движется. Таверне так и сообщил Ханифу, прибегнув к услугам ливийской дипломатической почты.
— Пора уж тебе узнать все, — сказал Ханиф. — Тем более, что насчет Эссата ты оказалась права.Расмия по обыкновению выслушала его молча и даже на похвалу не отозвалась.— Да и с Саадом Хайеком зря я тебя не послушался, — такого профессор никогда еще не говорил, но девушка и тут не промолвила ни слова. — Почему молчишь?— Убили хорошего человека — что ж тут скажешь?— Не зацикливайся ты на этом. Ошибки у всех случаются. Если помнишь, я объяснял, что операции в Париже и Риме имеют значение разве что для самих исполнителей. Ничего они не изменили — ни наших границ, ни сионистской экспансии. Только отвратили от нас мировое общественное мнение — а оно и так было не за нас. Насилие можно победить только еще большим насилием, я всегда это говорил. Всякие там акции, набеги на чужие границы и даже локальные войны — сколько их было, а что толку? Сионисты до сих пор всегда оставались в выигрыше — и Семидневная война, и Иом Киппур — все в их пользу. Вот если они почувствуют, что могут проиграть, — тут держись. И атомную бомбу в ход пустят, ничто их не остановит. Пока обходилось без этого — их всегда выручали американцы. И впредь так будет — если не переломить ситуацию. Надо их поставить перед fait accompli — перед свершившимся фактом. А факт будет такой, что Израилю грозит полное уничтожение, если он не выполнит наших требований. Повиновения можно добиться, только если у нас будет собственная атомная бомба. Вот о чем были все эти хлопоты во Франции.— Вы собираетесь бомбу в самом деле взорвать?— Не знаю пока. Но если понадобится, взорвем. Если Израиль не подчинится, мы пойдем на все. Предстоит еще много дел. Завтра я еду в Триполи, оттуда во Францию. А тебе придется лететь в Израиль — и очень скоро.Он начал объяснять ей цель этой поездки — Расмия наперед знала, что если попросить его рассказать подробнее, он все равно скажет только то, что сочтет нужным, поэтому и не проявляла любопытства. Спросила только:— А Эссат — он знал ваши эти планы?— Я при нем даже не упоминал о них.— Прочесть он что-нибудь мог?— Кое-какие записи есть, но они в сейфе. И закодированы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108