Проезжую часть уже очистили от транспорта, и пустая улица выглядела непр
ивычно: пугающе, настороженно.
Плечистые ребята Ч при галстуках и пиджаках несмотря на духоту Ч стали
сбивать народ в ровные шеренги, вдоль бровки тротуаров. С серыми цинковы
ми лицами эти ребята выслушивали доклады старших трудящихся, давали им к
ороткие указания, толкали людей, быстро разгребали ухватистыми лапами с
гущения и передвигали своих сограждан, как вещи, в возникающие щели, наве
рное, по своим засекреченным представлениям об эстетике советского гос
теприимного ликования. И все это Ч с неподвижными физиономиями, с белым
и пустыми глазами, тяжелыми желваками на скулах. Они читали в наших душах,
они знали, что мы недостаточно искренне приветствуем, они видели, что мы б
ольше хотели бы сбежать Ч в магазины, химчистки, на почту. И молча предупр
еждали нас: вы еще об этом пожалеете!
Уполномоченные представителей трудящихся озирались как наседки, перес
читывая своих подопечных, сверяясь по спискам -все ли на месте, все ли маш
ут флажками, все ли выражают на лицах безграничную радость по поводу при
езда хоть и неизвестного пока, но все равно дорогого гостя.
По пустынной улице проехала милицейская машина Ч желто-синяя, с пульси
рующими на крыше красными сполохами тревожных фонарей, с медленно враща
ющимися серебряными рупорами. Из рупоров доносилось покашливание надз
ирателя -«кх-ках-кхе», «кх-ках-кхе». Он прочищал глотку спокойно и естест
венно, не обращая на нас внимания, не стесняясь нас, как он не стеснялся ок
ружающих стен, камней, деревьев.
Ч В этом есть что-то похожее на приготовления к казни… Ч сказал Эйнголь
ц.
Плотный, коренастый, тяжелый, с коротким толстым носом-хоботом, Эйнгольц
был похож на тапира Ч маленького несостоявшегося слона. Красноватые гл
азки за бифокальными линзами печально смотрели на пустую дорогу.
Он положил мне на плечо руку Ч белая беззащитная кожа рыжего, измаранна
я сгустками веснушек, истыканная редкими щетинками белых волос.
Ч Кого казнить будут, Шурик?
Ч Наше достоинство.
Из магазина «Варна» порскнула толпа баб. Они бежали, держа в руках банки б
аклажанов «баялда». Хорошая штука, взять бы, но мы и так опаздываем.
Мне было жалко Шурика, потерявшегося здесь тапира, мудрого, сильного, зас
трявшего навсегда экспедиционера Ч красавца из другого мира. Он попал н
е в тот отряд генетического десанта.
Ч Шурик, тебе было бы хорошо стать профессором в маленьком университет
ском городке. Где-нибудь на Среднем Западе…
Он покачал головой:
Ч И что я бы им преподавал?
Ч По-моему, ты знаешь все. Рассказывал бы им о нас.
Эйнгольц сделал по крайней мере еще десять своих неровных ощупывающих ш
агов, наклонился ко мне и тихо сказал:
Ула, я начинаю думать, что мы никому не нужны. Мир не хочет о нас знать, он на
ми не интересуется, он забыл о нас…
Ч А история? Этнографы? Археологи?
Ч Нет, их время еще не пришло. Мы Ч кошмарная Атлантида, дикая и кровавая,
над нами океан лжи, насилия и забвения.
Какие-то фабричные девочки, крикливо одетые, в яркой косметике, пили из бу
тылки портвейн, пронзительно смеялись, а одна, посмотрев на Эйнгольца, гр
омко запела:

Хорошо, что наш Гагарин
Не еврей и не татарин,
Не калмык и не узбек,
А советский человек!

Девчонка была красивая, рослая, с круглыми глупыми голубыми глазами. Эйн
гольц смотрел на нее с доброй улыбкой, почти ласково. Может быть, она будил
а в нем какие-то воспоминания? Мне казалось, что ему хочется погладить ее
по голове. Там, в его мире, она, наверное, была кошкой. Или стройной длинноше
рстной колли.
И тут откуда-то издалека, с самого конца проспекта, донеслось завывание, в
начале негромкое, вялое, будто плач больного кота, но с каждым мгновением
оно становилось пронзительнее и гуще, оно приобрело яркий желтый цвет и
уродливую форму падающего с неба зверя, вой был плотным, как замазка, и нев
ыносимо скребущим, словно стеклянная вата за шиворотом.
Это мчался перед кортежем милицейский «мерседес». Сирена выла ритмично,
она опускала животный крик боли до низкого ужасного рева и взмывала ввер
х яростно-синим свистом отчаяния и страха перед надвигающейся волной ст
радания. Казалось, что сидящие в «мерседесе» рвут руками его внутренност
и, и он вопит, рыдает и молит стоящих на тротуарах людей забыть о достоинст
ве. Сирена Ч электромеханический приборчик, симулянт и шантажист Ч сво
им ненастоящим страданием показывала людям, что можно сделать с ними, ес
ли так способны кричать металл и пластмасса.
Хлынул, наконец, черной рекой правительственный проезд. Огромные мрачны
е машины, стальные ящики на толстых колесах, лавиной мчались по проспект
у. Взлетели вверх флажки, все заголосили, в задних рядах заметались, забег
али. Визг, прыжки, суета и крики, толчея, отдавленные ноги, вопль восторга
Ч вона, вона! на второй машине! усатенький! с погонами!… Ур-а-а!
Какой-то дорогой гость с числительным титулом -первый заместитель, втор
ой секретарь, третий председатель.
Эти черные страшные автомобили мчались бесконечной оравой, безбрежной,
исчезающей за горизонтом, бронированные, тяжелые, непроницаемые, тускло
сверкающие на солнце, неслыханный парад торжества силы, демонстрация ее
громадности Ч голова проезда уже исчезла из виду, а конец еще не выехал, н
аверное, с аэродрома Ч десятки километров командиров, извергающихся по
добно лаве из бездонных недр Тартара. С ревом моторов и глухим гулом шин о
ни неукротимо катили по дороге в светлое будущее, окруженные счастливым
и толпами ликующих, размахивающих флажками и транспарантами людей, кото
рых, само собой, держали в должном порядке и на необходимом расстоянии пл
отные цепи железных парней с золотыми сердцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27