При имеющемся навыке настройки Фёдор быстро проявлял этот уровень излучения и мог сравнить яйцеобразные заслоны индивидуальности людей от разрушения с куполами фавнов, приближающимися своей формой к шару. Третий этаж, а для большинства народонаселения Земли и последний из-за отсутствия стремления к жизни в высоком её понимании, проявлялся неохотно и не всегда. Здесь, в экологически чистых условиях заповедной во всех отношениях зоны, прекрасно просматривалось строение и женщины, и обоих мужчин, которых про себя кот называл самцами. Тонкая нить, упругая, как натянутая струна, зацепившись, заякорившись об основание туловища, между ногами, устремлялась ввысь, теряясь из виду в бесконечных просторах вселенной. Если бы вечный кот пожелал продолжить свои наблюдения в абсолютной тишине и, если бы ему повезло с такими условиями эксперимента, то он обязательно услышал бы своим чутким ухом уникальное, неповторимое звучание каждой струны, разделяющееся при упорной настройке на целый спектр отдельных тонов, будто входящих друг в друга и утончающихся. Но он довольствовался видимым, которое давало ему массу информации для обработки мозгом, задействованным, в отличие от среднего человека, на все сто процентов. Кот видел и тем, что люди горделиво окрестили бы третьим глазом, и, не предполагая даже, что это зрение аномально, проникал в суть вещей ещё глубже, видимо, задействовав и четвёртый, и пятый анализатор. Успешно настроившись на следующий, поддерживающий натяжение светящейся струны, этаж эфирного плана, Фёдор успел обратить внимание на разницу в этом отделе структур людей и тех, кто верхней частью тела был им подобен. Потом, много веков спустя, когда его удивлённо спросит старый и мудрый друг: «Скажи, вечный кот, как ты ухитряешься видеть закрытое?», – предпочитающий не менять вид своего тела, ответит: «Никто не прячется от кошачьего взгляда».
А в день благословения Высшими авантюристических мероприятий на Земле он, видевший великое многообразие форм и содержаний, впервые в своей уникальнейшей жизни, был посажен под правую ягодицу на лохматое бедро рыжему, напоминающему многим человека, существу со следующими наставлениями хозяина: «Держись крепко. Слезешь только, когда снимут! Слушайся Певца, он – твой хозяин на время». Коготки мягко вошли в крепкую кожу, покрытую шёлковой каштановой шерстью. Фавн достойно перенёс вживление чужеродного тела, доставляя коту истинное удовольствие от взаимодействия с таким покорным и качественным подопытным материалом.
Певец вошёл в переход, оставив на счётчике показание «Один». Евдокия уже привычно оседлала Сутра, и благородный фавн, незаметно для себя вошедший в поле, которое люди бы окрестили альтруизмом, расширился тонкими своими телами от удовлетворения выполняемой миссией и сосредоточено зашагал к избушке.
* * *
Сонечка ступала по мягким кочкам, утопая старенькими шлёпанцами во влажном, нежном мхе. Длинные сосновые иглы и мелкие веточки кололи открытые пальцы ног, набивались под стопу, отвлекая, мешая сосредоточиться на чём-то очень важном, витающем в воздухе. Как только исчез соседский сад вместе с его старой хозяйкой, бабушкой Рубой, и неизвестным молодым парнем, стало почему-то необыкновенно хорошо и спокойно. Пространство дышало своим расположением, даже, казалось, доверием.
При том, что девушка выросла в деревне, рядом с сосновыми борами, ей случалось как-то больше бывать в смешанной зоне местных природных заповедников, чем бродить по болотистой местности. Этот лес точно был не знаком, не изведан. Возможно, ноги сами во время походов за грибами и ягодами уносили хозяйку подальше от затаившейся неподвижности, играющей в отсутствие жизни.
Сосны с огромными, высокими кронами, чёткостью распределения тусклого света и сочных теней, упорядоченностью и неестественной чистотой похожие на театральные декорации, казались введёнными в анабиоз. Страха не было. Наоборот: не смотря на неподготовленность к встрече с подобными пространственными аномалиями, Соня испытывала то, что можно назвать ощущением судьбы, предопределённости. Наконец-то удалось чётко сформулировать давно просившуюся мысль: «Всё правильно. К этому всё и шло. Со мной должно было что-то произойти. Что-то такое, как это. Не знаю, что это, но знаю, что всё к лучшему». Девушка потопталась на пышном, пружинящем под ногами мхе, соображая в каком направлении идти дальше. Вдруг ей показалось, что послышались голоса, и она почему-то разволновалась, затаила дыхание, прислушиваясь. От усердного напряжения вместо голосов раздался звон в ушах, который, меняя постепенно тон, становился выше и пронзительней. Этот феномен внутренней музыкальности насторожил своим неожиданным проявлением, и Сонечка обеими руками крепко сжала голову, надавливая на ушные раковины, интуитивно стремясь изменить внутреннее давление мозга.
Увлёкшись своим состоянием, она не сразу заметила приближающихся Евдокию и фавнов. Первое, что узрели юные очи, – это торс красивого мужчины плавно переходящий в нечто, напоминающее нижнюю часть хорошего маскарадного костюма. Первой реакцией на увиденное оказалось желание спрятаться. Она резко присела на корточки и стала медленно, стараясь не хрустнуть случайной веточкой, укладываться в мох, высокий, хорошо проминающийся, нежносалатового цвета, как раз под старенький сарафанчик, неизвестно почему одетый именно сегодня.
Лёжа, утопая в высоком мхе, рассматривать происходящее всего в нескольких шагах, было не удобно, однако, Евдокию не узнать было невозможно, тем более что та, не таясь, громко говорила странные вещи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117