– Я готов. Что делать-то надо?
– В сторожку езжай. Я бросила портал. Не гоже это. Тем более сейчас. Побудь там, пока я в себя не приду. Может, заглянет кто-то. Не пугайся, поговори, объясни, как можешь и что можешь. Пусть меня ждут. Я скоро.
– А кто может заглянуть?
– Да козлоногие, вроде Сутра. Других пока там не бывает.
– Хорошо, как скажешь.
Через час «сороковой» «Москвич» встал на территории сторожки садового товарищества «Мирный». Сергея Алексеевича лихорадило. От нервного озноба постукивали зубы и дрожали руки. Досадуя на свою слабость, откинулся на спинку кресла, попытался расслабиться, начал дышать глубоко, подключая к процессам и вдоха и выхода работу всех мышц туловища последовательно: вдох животом, диафрагма пошла вверх, рёбра расширились, ключицы поднялись; выдох – животом, грудью, ключицами. Работая как воздушный насос, унял озноб, но в груди обнаружил поселившийся холод. Будто лёд сковал сердце и лёгкие. «Что это ещё, Господи? Что же я накликал на голову-то свою? Это – не страх! Нет! Это – что-то другое». Взяв доступное ему приближение к состоянию смирения, лесничий отправился в лес.
– Лексеич! Ты, на ночь-то глядя, зачем в леса?
Местный сторож удивлённо и сочувственно смотрел в след удаляющейся фигуре из окна своего домика. Сергей Алексеевич неопределённо махнул рукой. На сердце стало теплее.
Евдокия, проводив мужа на подвиги, медленно шла вдоль домов родной деревни, рассматривая чужие участки так, словно знакомилась с ними. «Господи! Да я как с войны вернулась домой! Как всё изменилось! Когда же успело-то?! Жила и не видела ничего вокруг себя! Какая же ты красавица, деревушка моя! А сады-то, сады!» Шла, здороваясь с односельчанами через заборы, растрогано кланяясь в пояс старикам. Её провожали пристальными взглядами, испытывая, впрочем, самые добрые чувства. На встречу, легко покачивая бёдрами, обтянутыми джинсовой юбкой по колено, шла стройная девушка столь же внимательно изучающая местный пейзаж. Приблизившись друг к другу вплотную, две носительницы высокого звания «Женщина», уставились друг на друга радостно и крайне удивлённо.
– Дуська! Ты что ли?
– Лариска!
– Дусь, ты куда собралась-то? На карнавал что ли?
– Почему?
– Юбчонка соответствующая!
– Я так всегда хожу.
– Да ты что! Добираешь женственности, что ли? Рейтузы на всю жизнь в колхозе наносилась?
Лариска беззлобно подшучивала, показывая в улыбке все тридцать два роскошных зуба, дыша театрально пышной грудью, открытой для кого-то нарочито заманчиво.
Бывшая одноклассница Евдокии, Лариса, фамилия которой никак не вспоминалась, уехала из деревни сразу по окончании школы. Судьба её, судя по роскошному виду, складывалась вполне удовлетворительно. Успешная, красивая, любуясь собой и малой родиной своей, легко и весело делилась впечатлениями о жизни:
– Пути Господни не исповедимы! Всё меняется, все меняются. Тебя еле узнала! По глазам, наверно, по взгляду только и поняла, что это ты! Жизнь людей разводит, сводит, одаривает, наказывает. Никогда не знаешь, что от неё ожидать! Я теперь в Москве живу с Андрюхой. Знаешь, да? Евдокия согласно покивала головой, хотя не имела никакого представления, о каком Андрюхе говорит Лариса, и почему, собственно, ей должно знать об этих отношениях. Глядя на пышущую здоровьем женщину, отловила что-то похожее на зависть, шевельнувшуюся в душе. Почти рассердившись на себя за слабость, отогнала подсевшего было злыдня. Опустила глаза на шикарные ноги собеседницы, проверила свою стойкость к энергии зависти, вызвав искреннюю радость за другого человека.
– Ты прости меня, Ларис. Пора мне.
– Вы и в деревне куда-то спешите? Так вся жизнь пройдёт – оглянуться не успеешь.
– Да уж как получится.
– Дусь, ну что за пессимизм?! Улыбнись! И вселенная улыбнётся тебе! Расслабься и жизнь наладится. Чрезмерная серьёзность ни к чему хорошему не приводит. Посмотри, на кого ты похожа стала?
Сказала и испугалась:
– Прости, Дусь, я не хотела тебя обидеть. Просто, ты такая красавица была, а сейчас на тебя больно смотреть.
– Ничего-ничего. Всё правильно. Я пойду.
– Дусенька, прости, пожалуйста!
– Я не обиделась.
Лариса недолго расстраивалась своей неучтивости. Вскоре, она нашла нового собеседника и переключилась на более благодарного слушателя. А больные ноги уносили свою хозяйку прочь из деревни. Она прошла перелесок, вышла в поле.
Солнце приближалось к горизонту и не было ослепляющее ярким. Оранжево-красный диск притягивал взор. Стоять было тяжело, но садиться не хотелось. Как солдат, вытянув руки по швам, выпрямив спину, она смотрела прямо перед собой, не мигая, на далёкий плазменный шар, живущий своей таинственной жизнью, находясь при этом на глазах миллиардов людей, неблагодарно греющихся в его лучах.
– Здравствуй, Солнце! Да будет в тебе сила вынести ношу свою, да будет в тебе милосердие, чтобы простить неразумных! Да будет тебе почитание и любовь! Здравствуй, великое Светило, дающее жизнь!
Будто бы дали добро на то, чтобы сесть. Женщина устало опустилась на теплую землю. Посидела, тупо глядя перед собой, и легла навзничь, раскинув в стороны руки. Небо глубокое, яркое и живое, впитывало душевную боль, освобождая место для чего-то нового и более светлого.
Глава 12
Сергей Алексеевич нашёл заветную полянку с родником. Под сухой корягой, на положенном месте, не оказалось ключа от большого амбарного замка, на который Евдокия запирала избушку при длительных отлучках из леса. Сергей Алексеевич заподозрил неладное. К сторожке подходил с тылу, стараясь не шуметь. Постоял рядом, прислушиваясь. Ничего не расслышав, прошёл к рыльцу и заметил, что замок на двери отсутствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117