Лекса прославилась как автор компьютерных спецэффектов к уже упоминавшейся кинотрилогии с замороженным кун-фу и множеством прочих прибамбасов, баксов огребла выше крыши и в своей деятельности трендсеттера видела не столько способ заработать, сколько призвание. Целью ее жизни было влиять на производителей МР3-плеееров, сотовых телефонов и карманных компьютеров, дабы побудить их следовать принципам хорошего дизайна — четкие линии, эргономичные кнопки и мягко пульсирующие огоньки.
— Давненько тебя не было, Хантер.
Она бросила взгляд на Джен, как бы с пониманием относясь к моей занятости.
— Так ведь лето, сама понимаешь.
— Ты получил мое «мыло» насчет того, чтобы присоединиться к программе «SHIFT»?
— Получил.
Еще слово о психах. У одного друга Лексы, инноватора, возникла теория насчет того, что необходимо вернуть в компьютерный обиход верхний регистр. Чтобы вся сетевая публика, в жизни не нажимавшая клавишу «shift», кроме случаев, когда надо напечатать знак «@», вдруг взялась печатать заглавные буквы в начале предложений, может быть, даже свои инициалы и другие имена собственные. На самом деле Лекса не была уверена в том, что при попытке осуществить задуманное планируемый сейсмический эффект неминуем, но она отчаянно хотела, чтобы это было так. По мнению Лексы и ее приятелей, типографическая леность медленно уничтожает нашу культуру. Отсутствие точности — это смерть.
Деталей этой теории я, признаться, не раскусил, но основная концепция возвращения «SHIFT» заключается в том, что, если достаточное количество трендсеттеров начнет использовать заглавные буквы в своих электронных письмах, на чатах и в СМС, стадо последует за ними.
— Ты ведь пока не присоединился, так?
Я прокашлялся.
— Понимаешь, в этом отношении я своего рода агностик.
— Агностик? В смысле, ты не уверен, что заглавные буквы существуют?
Временами Лекса могла зацикливаться на буквализме.
— Нет. Я в них верю. В общем, сам видел несколько штук. Но вот в том, существует ли в движении…
— О чем вы, ребята, толкуете?
Лекса повернулась к Джен, глаза ее заблестели от перспективы разговора на интересную для нее тему.
— Ты знаешь, что никто больше не использует заглавные буквы? Просто долбят по нижнему регистру, как будто они не знают, где начинается предложение?
— Ага. Я терпеть этого не могу.
Хорошо причесанная улыбка Лексы воссияла в розоватом сумраке.
— Значит, тебе нужно присоединяться к движению «SHIFT». Какой у тебя электронный адрес?
— Гм… Лекса, можно я перебью? — вклинился я.
Она остановилась, хотя уже успела отстегнуть от пояса карманный компьютер, чтобы принять контакт-информацию Джен.
— Мы пришли сюда по очень важному поводу.
— Конечно, Хантер.
Она нехотя вернула крохотный компьютер на пояс.
— А что случилось?
— Мэнди пропала.
Лекса скрестила руки.
— Пропала? Поясни.
— Она должна была встретить нас в Чайна-тауне сегодня утром, — сказал я. — И не пришла.
— Ты пробовал ей позвонить?
— Мы звонили и по сигналу нашли это.
Я показал телефон Мэнди.
— Это ее телефон, — сказала Джен. — Он валялся в заброшенном доме поблизости от места, где мы должны были встретиться.
— Это настораживает, — согласилась Лекса.
— Более чем, — уточнила Джен. — В телефоне есть картинка. Она нечеткая, но в общем пугающая. Мы боимся, как бы с Мэнди чего не случилось.
Лекса протянула руку.
— Можно?
— Мы надеялись, что ты посмотришь.

* * *

Использовать кинематографическое оборудование Лексы для того, чтобы рассмотреть цифровую фотографию размером с почтовую марку, было все равно что использовать космический челнок для того, чтобы добраться до конца улицы. Но результат оказался потрясающим.
На гигантском плоском экране Лексы последняя фотография Мэнди выглядела во сто крат более зловещей. Теперь стало ясно, что это за косой белый разрез — проем между листами ограждения заброшенного дома, сквозь который лился солнечный свет. Очевидно, снимок был сделан изнутри, всего в нескольких шагах от того места, где мы нашли телефон.
— Похоже, было не заперто, — сказала Джен.
Ее пальцы проследили темную змейку на ярком пятне: цепочка свободно висела между створками, на ее конце угадывались очертания замка. Проем казался достаточно широким, чтобы в него мог протиснуться человек.
— Значит, у Мэнди был ключ, — заметил я. — Она сказала, что хочет показать нам кое-что.
— Но когда она открыла проход, там уже кто-то был, — предположила Джен.
Я, прищурившись, посмотрел на кляксу в самом темном углу картины. Увеличенная до такого размера, она казалась менее похожей на лицо. А если похожей, то на лицо, скрытое за маскирующими компьютерными багами, с их помощью на телевидении прячут физиономии тех, кто не хочет, чтобы их узнали.
— Как по-твоему, Лекса, это лицо?
Она тоже прищурилась.
— Да, может быть.
— А ты можешь его как-нибудь прояснить? — спросила Джен.
Лекса скрестила руки.
— Прояснить? Ты о чем?
— Ну, сделать так, чтобы оно было больше похоже на лицо. Как в полицейских шоу, когда спецы из ФБР проделывают на компьютере со снимками такие штуки.
Лекса вздохнула.
— Позвольте вам кое-что объяснить, ребята. Эти сцены из шоу — подделки. Сделать размытую картинку более четкой физически невозможно, информация уже утрачена. Кроме того, когда дело доходит до лиц, ваши мозги лучше любого компьютера.
— А ты не можешь помочь нашим мозгам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66