Логотип, один из самых известных в мире, знакомый каждому белый флаг с золотыми дугами, был перечеркнут по диагонали ярко-красной линией.
Вроде перечеркнутой сигареты «Не курить». Как на всех запрещающих знаках. Зловещая красная черта — символ запрета, также известный во всем мире.
Это был антилоготип. Антибренд.
— Пиратская модель, — пробормотал я. — Подпольное производство.
Надо сказать, это еще одна отличительная особенность теневой жизни Чайна-тауна. В рядах маленьких, неприметных лавок на Кэнел-стрит можно купить наручные часы и джинсы, бумажники и пояса с присобаченными вручную лейблами прославленных дизайнеров. Сплошь дешевка и подделка, но качество разное. В основном смехотворно топорная работа, частенько попадаются и сносные вещицы, а иногда, чтобы распознать предательский стежок, требуется такой наметанный глаз, как у Хиллари Дефис.
Но до сих пор я никогда не видел подделки, которая была бы лучше оригинала.
— Не совсем подделка, Хантер. Я хочу сказать, этот знак, наоборот, дает понять, что пара сделана точно не тем производителем.
— Верно. Да, наверное, пират так бы не поступил.
— А кто бы стал? Какой в этом смысл?
— Не знаю, — ответил я. — Знаю одно — они потрясающе хороши. Это идеальная, совершенная обувь, какой клиент никогда не производил.
Джен покачала головой.
— Но ведь Мэнди пригласила нас сюда, а не куда-то еще. Она работает на кого-то, кроме клиента?
— Нет. Эксклюзивно на клиента.
Я призадумался.
— Может быть, это действительно их обувь. Может быть, у них есть в запасе этакий мастер-план по части ребрендинга — выпускать модели как бы в противоположность самим себе. Типа рекламный ход. Ребята выпускают обувь как бы «подпольного» производства, тогда как на самом деле она вполне легальна, и когда модель становится самой популярной, клиент выходит на поверхность и снова оказывается в струе, круче всех. То есть подделка наоборот, неплохо, а?
Завиральная идейка? Но, поверьте, задумываться над такими вопросами — моя работа, но тут у меня крыша действительно норовила поехать.
— Натуральная чума! — покачала головой Джен. — Тут шизик поработал. Или гений. Или тут что-то еще.
— Что-то по-настоящему крутое.
— Так где же Мэнди?
— Ах да.
А ведь точно, мы сюда полезли не обувку искать, а Мэнди. Ее как не было, так и нет. Что бы это значило?
Некоторое время мы с Джен сидели в растерянном молчании, сочетая размышления с ненасытным удовольствием любования шедевром.
Потом из темноты позади нас донесся шум.
Я оторвал взгляд от обуви и поднял глаза на Джен. Она тоже встрепенулась.
Оглянувшись назад, я понял, что, пока разглядывал на свету образец совершенства, отвык от темноты. Мне ни черта не было видно, а вот тот, кто скрывался в тени, прекрасно нас видел.
— Дерьмо! — выругался я.
С тихим шелестом бумаги Джен подхватила пару, ловко связала шнурками и закинула себе на шею.
Я встал и понял, что отсидел ногу. Ничего удивительного, я мог бы умереть от голода счастливым, любуясь этими кроссовками.
Я напряженно таращился в темноту, пытаясь хотя бы частично вернуть способность видеть после света. От напряжения по краям поля зрения заплясали огоньки, но мне удалось-таки разглядеть двигавшуюся между нами и лестницей фигуру. Кто-то большой, но изящный. Абсолютно бесшумный.
— Привет! — нарушил я молчание, постаравшись придать голосу басовитости.
Фигура остановилась и отступила назад, слившись с темнотой. На какой-то момент я чуть было не поверил, что все это мне почудилось.
Но тут пришла в движение Джен.
Она изо всех сил пнула кроссовкой по клееной фанере, и края листов разошлись. Ненадолго, но этого хватило, чтобы хлынувший в щель солнечный свет открыл здоровенного бритоголового детину. Вида устрашающего, но все же не столь ужасного, как призрак во тьме, — к тому же он прикрывал глаза от яркого света.
— Бежим! — крикнула Джен, и я сорвался с места, как раз вовремя успев к рушившейся башне из обувных коробок. То был еще один ее блестящий ход: мне дать проскочить, а ему помешать. Замысел удался — почти. Часть обуви все-таки оказалась у меня под ногами, и я пробежал, давя блестящие девственные коробки с болью в сердце (Энтони всегда учил меня ценить оригинальную упаковку так же высоко, как и обувь) своими ставшими вдруг невыразимо ламерскими кроссовками, слыша, как ломается картон. Короче, мне удалось проскочить мимо здоровяка и взбежать на лестницу как раз позади Джен.
Мы с топотом помчались вверх по ступеням, причем Джен постепенно отрывалась от меня, а лысый бугай, судя по звукам, не отставал. Я бежал вслепую, хватаясь для ускорения руками за грязные перила и отталкиваясь от стен, когда пролеты поворачивали по часовой стрелке. Каждый шаг отдавался болью в подвернутой лодыжке.
После четвертого этажа я уже задыхался, а преследователь сократил разрыв и, как я теперь слышал, даже не запыхался.
На последнем пролете пальцы догонявшего ухватили мою лодыжку, но соскользнули; хватка оказалась недостаточно сильной, чтобы меня опрокинуть.
Я выскочил наружу, моргая, ослепленный солнцем, и тут меня шарахнула мысль: чтобы удрать, нужно еще попасть на соседнюю крышу, которая на шесть футов выше этой. Правда, Джен туда уже взобралась — не иначе как завязанные солнечными лучами шнурки прибавляли ей скорости и прыгучести.
— Хантер, пригнись! — крикнула она.
Я тут же согнул ноги.
Самые крутые кроссовки в мире, связанные шнурками, пролетели над моей головой, вращаясь как бумеранг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66