— Голос Фроуворта снова дрогнул. Оттуда, где притаилась мисс Маллинз, послышались рыдания.
— Лжешь! — Бернстайн решительно прицелился и выстрелил. Пуля попала Фроуворту в грудь и прошла навылет. Стена окрасилась кровью. Бернстайна отшвырнуло назад: задев стул, он рухнул на пол.
Фэлкон вжался в стену. Женщины, охваченные ужасом, закричали.
— Молчать, молчать! — Бернстайн стремительно обежал взглядом комнату, попеременно целясь в Дженни, Фэлкона, Мышку. — Заткнитесь, говорю вам!
— Брось ружье, Рид! — пронзительно крикнул Фэлкон, слыша, как Фроуворт, лежащий по ту сторону стола, ловит последние глотки воздуха.
— Эй, что это, черт возьми, здесь происходит? — прозвучал из-за закрытой двери незнакомый голос.
Не успел Фэлкон открыть рот, как Бернстайн круто развернулся и снова выстрелил, на сей раз в сторону двери, откуда донесся голос. Полетели щепки. Вновь раздался истошный женский крик.
Бернстайн мгновенно повернулся к Фэлкону и навел на него ствол. На женщин он не обращал внимания. В его остановившемся взгляде таилась смерть.
Фэлкон медленно двинулся к Бернстайну, глядя прямо в горящие глаза безумца.
— Остановись, Эндрю!
— Ты что, хочешь застрелить и меня? — Фэлкон сделал еще шаг. Отсюда он видел тело Троя Хадсона, бедняги-техника, — это ему принадлежал голос, донесшийся из приемной. Он лежал в луже крови.
— Придется. Если бы ты не убедил меня бросить работу в «Майкрософт», был бы я сейчас, наверное, и здоров, и счастлив.
— Отдай ружье, Рид, — прошептал Фэлкон. Внизу, где-то вдалеке, послышались сирены. — Все кончено, и ты это знаешь.
— Да неужели?
— Конечно, знаешь. Это ружье я одолжил тебе для утиной охоты. В нем три патрона. — Звук сирен приблизился. — И все три ты уже израсходовал.
— Нет, Эндрю, не три, а пять.
— Было бы пять, но я поставил затычку. Этого требует законодательство штата Нью-Джерси. Три выстрела. Не больше.
Бернстайн бегло посмотрел на двух женщин, лежащих на полу. Они не сводили с него глаз, боясь даже вздохнуть. Он перевел взгляд на Фэлкона, немного опустил ружье, и вид у него стал грустным.
— Все кончено, Рид. — Фэлкон преодолел напряжение. Голос его звучал ласково и мягко. — Отдай ружье.
Бернстайн кивнул.
— Ты прав, все кончено. — Он встретился взглядом с Фэлконом. — Понимаешь ли, какая штука, Эндрю: видно, разбираюсь в компьютерных программах хуже, чем думал. Но про ружья я знаю все. Я снял затычку.
Молниеносным движением Бернстайн опустил приклад на голову Фэлкона, одновременно приподняв ствол. И выстрелил.
Глава 2
Сцепив пальцы на затылке и щурясь на солнце, беспощадно сжигающее лужайки и дорожки Центрального парка, Грэнвилл Уинтроп стоял у высокого, под потолок, окна своего люкса в отеле «Плаза». Сколько раз останавливался он у этого самого окна в поисках решения, размышляя о том, как лучше отнять у кого-нибудь собственность, как выстроить стратегию очередной сделки. Сотни, тысячи? И вот Уинтроп снова здесь, за привычным занятием. Разве что на этот раз интрига не имеет отношения к бизнесу. А если и имеет, то косвенное.
Он посмотрел на роскошные, достающие до самого пола портьеры, обрамляющие окно. Держать люкс — дорогое удовольствие, но это проще, чем покупать что-нибудь на Парк-авеню. Люкс — это актив, и его надо должным образом обслуживать, чтобы в один прекрасный день продать. Он не создает ситуации, когда приходится заботиться о том, чтобы купить подешевле и продать подороже. И в этом состоит его достоинство. Это не актив. Активов-то у него полно. А люкс — это просто то, что в случае необходимости всегда под рукой. Уинтроп снимал его на год и всегда имел возможность отказаться, когда срок действия договора истечет. Но никогда этой возможностью не пользовался.
Теперь Грэнвилл не часто оставался в городе на ночь, предпочитая за сорок минут долететь на вертолете из нижней части Манхэттена до своего поместья. В последние годы Нью-Йорк нравился ему все меньше и меньше. Но для того, чтобы подумать, такое место, как это, иметь удобно.
Грэнвилл смотрел, как внизу толпы народа движутся этим воскресным днем в сторону Центрального парка; как кормят там уток, покупают у уличных торговцев хот-доги, гуляют, взявшись под руку, — в общем, делают все то, что и стоит делать в этом оазисе посреди бетонных джунглей. И ни о чем не подозревают. Буквально ни о чем. В большинстве своем, считал Уинтроп, американцы — на редкость наивный народ. Они полагают, что, если их страна — самая мощная военная держава мира, свобода им обеспечена навсегда. Они не отдают себе отчета в том, что величайшая угроза безопасности для любой группы людей или целой страны исходит изнутри. Америка в этом смысле не исключение.
Грэнвилл расцепил пальцы и повернулся к мужчине, находившемуся в гостиной. Уильям Резерфорд сидел лицом к окну в роскошном кресле, прямо, словно аршин проглотил, всем своим видом выдавая принадлежность к военной касте. Кто-то мог сомневаться в его талантах. В его способности выполнять приказы. Даже в необходимости его участия в делах. Но Уинтроп придерживался иного мнения, и только это имело значение. Уинтроп был главным.
Уинтроп опустился в кожаное кресло, стоявшее рядом с окном. Резерфорд не походил на других, следовало это признать. Раньше он служил в армии, затем работал в ЦРУ. Ничего не боится. Другие — бизнесмены, не знающие, что такое убивать. А Резерфорд знает, как выполнить любое задание, и использует ради этого все имеющиеся в его распоряжении средства, все то, чего требует задуманное и что устрашает остальных. А ведь сейчас задумано особое дело. Серьезное. Положение может сложиться худо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118