Или они входят в престижный загородный клуб. Или у них жена — переходящий приз, тайно доставшийся в минувшем году кому-нибудь из членов Исполнительного комитета.
А вот те, кто не входит в число фаворитов, вполне вероятно, не получат ничего. В «Уинтроп, Хокинс и К°» это называется «санкцией». Премия не выдается, вообще не выдается. Это означает, что Исполнительный комитет считает вас персоной нежелательной и хочет избавиться от вас. Чтобы вымести мусор из избы, ждали только того момента, когда дела ухудшатся. Таким образом, лишив человека премии, это спишут на экономические трудности. Но на самом деле вам не платят потому, что вы не нравитесь. Этот сигнал означает: убирайтесь. Потому что оборотных средств в «Уинтроп, Хокинс и К°» хватает всегда.
Последний раз санкция применялась в 1981 году, больше десяти лет назад. И хотя на самом деле премия жертве санкции не полагается, банк немедленно выкупает его компаньонскую долю с процентами, за полную цену, а это даже после налоговых вычетов составляет миллионы долларов. Санкция — удар не столько финансовый, сколько психологический. Она свидетельствует о том, что мировая банковская элита не хочет более иметь с вами дела, то есть по той или иной причине вы ей не подходите. И это становится известно всем членам того клуба избранных, который называется Уолл-стрит.
Грэнвилл дошел до трибуны. Эндрю немного подался вперед, наблюдая за тем, как седовласый глава компании с трудом поднимается на возвышение. Ходить Грэнвиллу было трудно всегда. Пуля снайпера раздробила ему в Корее коленную чашечку на правой ноге, и от последствий ранения он так и не избавился. По крайней мере, так утверждала молва.
Грэнвилл поправил стоявшую на трибуне небольшую, на золотой ножке, лампу, извлек из кармана смокинга очки и устроил их на своем длинном аристократическом носу. Как по команде зал погрузился в тишину. Недоговоренные фразы оборвались на полуслове.
Грэнвилл вдруг поднял руку с бокалом шампанского:
— Удачного вам Нового года, господа!
Присутствующие все, как один, с силой стукнули каблуками по полу и вскочили.
— Ура! — Голоса тоже слились в единый выдох, заполняя весь огромный зал.
Кое-кто украдкой взглянул на Фэлкона — не застала ли его врасплох эта традиционная церемония? Но он встал вместе со всеми в нужный момент. Хотя за стенами этого зала принятый порядок никто не разглашал, Эндрю не допустил ни единого промаха. Сей добрый знак указывал на то, что компаньон-неофит умеет добывать внутреннюю информацию, а в перспективе это обещало дальнейшее преуспевание всего сообщества. Для всех его членов получение такой информации — часть работы. Риск, на который приходится идти. Вчера Грэнвилл Уинтроп в своем кабинете сам раскрыл Эндрю все тонкости протокола, но об этом он никому никогда не скажет, потому что источники получения внутренней информации не раскрываются. Таковы правила.
— Господин президент, не будете ли так добры ознакомить компаньонов с основными результатами деятельности банка за финансовый год, истекающий тридцать первого декабря?
— Разумеется, господин председатель, — откликнулся Бен Уэйнгертен, сидевший справа от того места, которое только что оставил Грэнвилл.
Компаньоны, в черных смокингах, в накрахмаленных манишках, с запонками, все еще не опуская бокалов с шампанским, дружно задержали дыхание. Фэлкон почти улавливал, как бьются в унисон их сердца.
Уэйнгертен раскрыл большого формата блокнот в старинном кожаном переплете и начал читать. Голос его был звучен и чист.
— Господин председатель, за год, истекающий тридцать первого декабря, компаньоны заработали, без учета премиальных, которые предстоит выплатить служащим, пятьсот семьдесят четыре миллиона долларов, на шесть процентов меньше, чем в прошлом году.
Пятьсот семьдесят четыре миллиона! Фэлкон ушам своим не верил. Он быстро произвел в уме подсчеты. Получается, что на каждого компаньона приходится больше семи миллионов долларов. И это в неудачный год. Даже если двадцать процентов прибылей забирают пятеро членов Исполнительного комитета и еще пятнадцать уходит на премии служащим не из числа компаньонов, все равно остается почти триста семьдесят пять миллионов. А из этого следует, что каждому компаньону, не входящему в состав Исполнительного комитета, причитается около пяти миллионов долларов. Цифры доходов раскрывались только присутствующим в этом зале, банковским бухгалтерам и федеральному налоговому управлению. Они представляли собой одну из последних больших тайн Уолл-стрит. Несмотря на все усилия, Фэлкону так и не удалось получить доступ к этой информации до того, как он вошел в круг избранных. Теперь, зная все, Эндрю был оглушен. Может, ему стоит еще раз взвесить свое решение?
Компаньоны, казалось, издали общий вздох облегчения. Да, кривая доходов пошла вниз, но не так заметно, как они предполагали. Поэтому не исключено, что никакого кровопускания не последует.
— Благодарю вас, господин президент. — Уинтроп выдержал паузу и обежал взглядом присутствующих. — Ваше здоровье, господа. — Старший компаньон поднес бокал к губам и не отрывался от него, пока не допил бледно-золотистую жидкость до конца.
Его примеру последовали все остальные: все сели, только когда показалось дно. Официанты в белых перчатках вновь наполнили бокалы.
— Уважаемые компаньоны, много времени я у вас сегодня не отниму. Понимаю, содержимое того, что лежит передо мной, интересует вас больше, чем мои слова. — Уинтроп указал на семьдесят шесть запечатанных конвертов. Они аккуратной стопкой лежали на подносе из чистого серебра, установленном на тумбочке рядом с трибуной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118