— Грэнвилл! — взревел Резерфорд, — а ну-ка уберите эту игрушку!
Уинтроп не обратил на него ни малейшего внимания.
— Знаете что, Эндрю, мне всегда хотелось убить человека. И всадив вам в грудь хорошую пулю, я, пожалуй, удовлетворил бы это давнее желание.
Фэлкон посмотрел Уинтропу в глаза. Ему уже приходилось видеть такой взгляд — у Рида Бернстайна. Уинтропу действительно не терпелось потянуть за спусковой крючок. В отличие от охранника из Толедо, он и впрямь был одержим жаждой убийства.
— Смотрите, Грэнвилл, стоит вам потянуть за курок, и всему конец, — прошептал Резерфорд. — Всему. Вы всегда говорили, что цените мою преданность делу. Мое хладнокровие. Так вот, убивать Фэлкона неразумно. Он с того света нас достанет. Неужели вы не понимаете, он ни за что не приехал бы в Бостон, если бы не был уверен, что справится с нами. Это Фэлкон устроил эту встречу. Он сам позволил нам найти и взять себя.
Пистолет задрожал в руке Уинтропа. Он поднял его и слегка отвернул голову.
Фэлкон не отрываясь следил за дулом пистолета и глазами старика. То, что он в них увидел, ему не понравилось.
Внезапно Уинтроп спустил курок. Пуля вонзилась в стену прямо над головой Фэлкона и с визгом отлетела в сторону.
Фэлкон упал на пол и инстинктивно прикрыл голову. Резерфорд бросился на Уинтропа, сбил его одним ударом на пол и отобрал пистолет.
— Да дайте же мне встать, Резерфорд, — прорычал Уинтроп. — И не бойтесь, я не пытался его убить. Иначе он был бы мертв.
— Вы всех нас здесь могли бы перестрелять, идиот вы эдакий! — воскликнул Резерфорд.
Все трое поднялись на ноги. Фэлкон и Уинтроп прожигали друг друга взглядами, и ненависть, полыхавшая в них, удивила обоих.
— Вы выполните мои требования, — ледяным тоном заявил Фэлкон.
— Откуда такая уверенность? — прошипел Уинтроп.
— А разве вы не слышали, что сказал Резерфорд? Он прав, это я организовал нашу нынешнюю встречу. Я сам позволил взять себя. К тому же вы едва ли согласитесь взорвать все ради удовольствия видеть меня мертвым. Кто я? Всего лишь пешка в вашей грандиозной игре. Короче — жизнь за жизнь, я — вам, вы — мне.
— Ну я-то вам обеспечиваю совсем недурную как будто жизнь, не правда ли?
— Мое молчание стоит десяти миллионов долларов.
— Вы забываете, мистер Фэлкон, — перебил его Резерфорд. — Вы у меня в руках. А знаете ли, я большую и лучшую часть жизни извлекал из людей признания. Вот именно, извлекал — это мой рабочий термин. Видите ли, мне известно, какую боль — и сколько времени — человек может выдержать, а сколько не может. — Он помахал сорок четвертым. — И я мог бы безо всякого труда выведать адрес этого вашего банковского сейфа.
— Неужели и впрямь рискнете? Повторяю, если сегодня друзья не услышат моего голоса до одиннадцати вчера, завтра в девять утра они будут на месте, где их поджидает весьма любопытная информация. До того времени я продержусь. — Фэлкон снова вздрогнул. Здесь было холодно.
Резерфорд остановил на Фэлконе оценивающий взгляд.
— Да, наверное, продержитесь.
— Так мы договорились?
Резерфорд, постояв молча, перевел взгляд на Уинтропа. Тот, хотя и не сразу, слегка кивнул.
— В принципе — да, — негромко проговорил Уинтроп. А что ему оставалось делать?
Он повернулся и двинулся к выходу.
— Да, еще одно. Еще одно условие моего молчания.
— Ну что там еще? — Уинтроп остановился и обернулся.
— Я хочу войти в «Семерку».
Уинтроп и Резерфорд недоверчиво посмотрели на Фэлкона.
— Сейчас я докажу вам, что вы ничего не потеряете, приняв меня в свои ряды, напротив — выиграете. Борман считается погибшим, так? Якобы сгорел в машине?
— Ну да, упокой Господь его душу.
— И произошло это в пятницу?
— Именно.
— Почему же в таком случае колокол на церкви в Гарварде не прозвонил в тот день без семи двенадцать семь раз? И почему не выгравировано имя Уоллеса Бормана на мемориальной доске? Ведь по правилам, в случае смерти одного из членов «Семерки», его имя появляется на доске не позднее сорока восьми часов после кончины. А тут — я сам проверял — нет. И это не случайно. Борман жив.
Резерфорд и Уинтроп молча смотрели на Фэлкона.
Глава 34
Взявшись за руки, парочка медленно брела в темноте. Это были студенты, он занимался антропологией, она — правом. Они возвращались с небольшой вечеринки, которую устраивал кто-то из знакомых на противоположном конце студенческого городка. Было прохладно, и, ища тепла, девушка покрепче прижалась к возлюбленному. Дымок, поднимающийся из трубы, медленно растворялся в разреженном осеннем воздухе.
Девушка и молодой человек остановились перед темным готическим зданием университетской часовни. Она плавала в рассеянном свете, и какое-время они стояли, завороженные красотой, открывшейся им в ночной тишине.
Вдруг зазвонил колокол. Девушка бросила взгляд на часы. Ровно без семи двенадцать.
Колокол прозвонил семь раз и затих. Молодые люди кивнули друг другу, повернулись и быстро пошли домой, в тепло.
Огни внезапно погасли, и все вокруг погрузилось в полную тьму. Легкий ветерок всколыхнул листья деревьев перед входом в часовню и улетел куда-то. Долгий жизненный путь Девона Чеймберса подошел к концу.
* * *
Боб Уитмен уверенно шел по сцене, установленной в Большом бальном зале отеля «Мариотт» в Вашингтоне и приветствовал собравшихся энергичными взмахами руки. Республиканцы ревели от восторга.
— Дамы и господа, вновь избранный президент Соединенных Штатов Боб Уитмен! — разнесся по залу усиленный репродукторами голос.
Толпа ответила очередным взрывом аплодисментов. Боб Уитмен поднялся на подиум и вскинул руки, призывая собравшихся к тишине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118