Через какое-то время кровати дергались, что-то вздыхало и визжало, и поезд опять стучал колесами и катился дальше. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук. У него и у Томикони было теперь по две мамы: мама Анна и мама Вира. Это чтобы они не грустили, что у них нет больше ни одного папы и никаких тетей.Но ему все равно было грустно. А Томикони'— нет.Сестра Ранья очень удивилась, когда, открыв дверь, увидела пожилую даму с огромным букетом в руках.— Я Эльвира Зенн. Мне захотелось принести для господина Ланга немного цветов. Он еще не спит?— Он уже в постели, но, думаю, еще не заснул. И наверняка обрадуется, что вы пришли.Она впустила Эльвиру Зенн, взяла у нее цветы и помогла ей снять мокрый плащ. Потом постучала в дверь к Конраду и открыла ее.— Сюрприз, господин Ланг.Конрад еще раньше закрыл глаза. Но, услышав голос сестры Раньи, открыл их. Увидев, однако, Эльвиру, он тут же снова, закрыл их.— Он очень устал, потому что он ничего не ест, — прошептала сестра Ранья.— Я просто немножко посижу здесь, если вы не возражаете.Поставив цветы в вазу и внеся их в комнату, Ранья увидела, как Эльвира сидит на стуле у края постели и смотрит на спящего Кони. Картина растрогала Ранью. Она радовалась, что старая женщина все же опомнилась и пришла к Кони. Выйдя за дверь, она переборола в себе естественное желание понаблюдать за ними сверху по монитору и решила скромненько посидеть в гостиной, пока посетительница уйдет.Симона Кох и Петер Кундерт пили уже по третьей чашке кофе. Бумажная скатерть на столе была исписана вкривь и вкось разными математическими значками и словами. «Конитоми —„ Томикони“ стояло в одном месте и „Томи —„ Кони“ и «мама Вира мама Анна“ в другом. Кундерт лучше соображал, если видел все это перед глазами. Чем дольше они об этом говорили, тем больше прояснялся смысл всего.— Вот почему такое долгое путешествие. Чтобы без помех перепрограммировать детей, — сказала Симона.— И чтобы Эльвира могла уволить всю прислугу и взять по возвращении новую, — высказал предположение Кундерт.— А потом ей еще надо было держать мальчиков подальше от обеих старых теток. Те определенно все бы заметили.— А почему они ничего не заметили после их возвращения?— Возможно, они уже умерли. Обе выглядят на фотографиях очень старыми.Кундерт написал: «Тети — когда?», оторвал клочок скатерти с записью и сунул его к другим в нагрудный кармашек рубашки. Кафе опустело. Но потом пришло время, когда заканчиваются киносеансы, и маленький зальчик вновь заполнился.— Одно только никак не вписывается в схему, — ломал голову Кундерт.— Анна Ланг. Или скорее даже так: что побудило Эльвиру предпринять эту подмену детей?— Он назвал ее «мама». «Мама, почему ты уколола папу-директора?» Кундерт немного колебался.— Может, она что-то вколола Вильгельму Коху?— Она убила его, — твердо заявила Симона.— Может, это все-таки удастся исключить?Он написал: «Причина смерти Коха???», вырвал клочок и убрал его к остальным.— Думаю, сейчас нам лучше вернуться, — сказала Симона.Через два часа после того как ушла Эльвира Зенн, сестра Ранья заметила, что. с Конрадом Лангом творится что-то неладное. Взглянув, как полагалось, на пациента, она увидела, что тот лежит, обливаясь потом, бледный как мертвец, сердце его бешено колотится, и сам он дрожит всем телом. Его губы двигались, он пытался что-то сказать. Она приблизила ухо вплотную к его губам, но услышала только бессмысленное бормотание и мычание.— What's the matter, baby, tell me, tell me!(В чем дело, детка, скажи мне, скажи мне) — Она пыталась прочесть слова по его губам.— Angry? Why are you angry, baby? (Сердишься? Почему ты сердишься, бэби).Конрад затряс головой. И снова попытался что-то сказать.— Hungry? You are hungry? (Голодный? Ты голодный, бэби?)Конрад Ланг кивнул.Сестра Ранья выбежала и вернулась с банкой засахаренного миндаля в медовом сиропе. Открутив завинчивающуюся крышку, она выудила капающий миндаль и положила его ему в рот. За ним другой. А потом и следующий. Конрад проглатывал миндаль с такой жадностью, какой она еще не наблюдала ни у одного больного. Может, разве что иногда у диабетиков, у которых вдруг внезапно резко падает содержание сахара в крови. Но Конрад Ланг диабетиком не был.Странным было только одно: чем больше засахаренного в меде миндаля он съедал, тем лучше себя чувствовал. Его пульс нормализовался, обильное потение прекратилось, и он снова слегка порозовел. Сестра Ранья только сунула последний миндаль Конраду в рот, как открылась дверь и вошли доктор Кундерт и Симона. Оба облегченно вздохнули.— Чары сестры Раньи опять подействовали, — сказала Симона, — Конрад снова ест.Сестра Ранья рассказала, что случилось. Все симптомы говорили о гипогликемии. Доктор Кундерт измерил содержание сахара в крови Конрада и установил, что оно по-прежнему все еще оставалось предельно низким. Сестра Ранья спасла ему, по-видимому, жизнь своим засахаренным миндалем. Впрыскивая глюкозу в капельницу, Кундерт заметил следы проколов в резиновой перемычке. Лично он за последние сутки никаких лекарств таким путем в капельницу не добавлял.— Когда господин Ланг выдернул прошлой ночью иглу, я целиком и полностью заменила на капельнице и трубку, и все соединения.Доктор Кундерт мучительно искал объяснений. У пациента с нормальным содержанием сахара в организме не может ни с того ни с сего наступить гипогликемический шок.— И вам за весь вечер не бросилось в глаза ничего необычного в пациенте?— Только то, что он был очень усталым. Даже когда пришла госпожа Зенн, он так и не проснулся.— Здесь была госпожа Зенн?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64