* * * — Они что-то попробовали? — спросила Эльвира упавшим голосом.— Конраду Лангу в рамках клинических испытаний было введено лекарство, по которому еще не завершены исследовательские работы, — дал ей разъяснения доктор Штойбли.— И они имели на это право?— Если ходатайствовал лечащий врач и все заинтересованные лица дали свое согласие, то да.— Но меня никто не спрашивал.— В этом смысле вы не являетесь заинтересованным лицом. В этом качестве выступают лечащий врач, фармацевтическая фирма, Комиссия по вопросам медицинской этики и пациент. В данном случае опекунский совет.— И все дали согласие?— Очевидно. Эльвира Зенн покачала головой.— Я думала, это неизлечимо.— Так оно и есть. По крайней мере, на сегодняшний день.— И Кони, возможно, будет первым, кого они вылечат?— В лучшем случае он внесет свой научный вклад в дело изучения болезни Альцгеймера.— Не зная этого?— Не имея ни малейшего представления.Единственным событием в эти дни в гостевом домике стал приход Томаса Коха. Загорелый и полный энергии, он неожиданно вырос в дверях и потребовал, чтобы его впустили. Сестра Ирма, никогда не видевшая его прежде, допустила ошибку, спросив его, кто он такой и что ему здесь надо. А он в свою очередь тоже не сдержался и рявкнул на нее:— Не ваше собачье дело! Пропустите меня!Доктор Кундерт, услышав громкий спор в дверях, спас ситуацию.Через несколько минут Томас, раздраженный, вошел в комнату, где лежала его невестка. Ее вид — хорошенькая женщина, готовящаяся стать матерью его первого внука, — мгновенно укротил его. Вместо того чтобы жаловаться на прием, устроенный ему сестрой Ирмой, чего ему так хотелось, он произнес:— Надеюсь, скоро тебе станет лучше.— Я тоже надеюсь, — вздохнула Симона. — Ну, как там было?— Где?— Не знаю. Там, где ты только что был. Томас Кох мгновение помолчал.— На Ямайке.— Может, ты слишком много разъезжаешь?— То есть как?— Ну, раз ты так долго думаешь, где ты только что был.— Это все возраст. — Он засмеялся громче, чем нужно, и сел на стул рядом с ее кроватью. И тут же стал серьезным. По-отечески взял ее руку.— Урс сознался мне, что ты спишь здесь не только из-за своих проблем с беременностью.Симона ничего не ответила.— Я намылил ему голову.Ей хотелось, чтобы он отпустил ее руку.— Боюсь, это у него от меня. Как волка ни корми… Но в одном с Кохами ты можешь быть уверена: когда дело доходит до чего-то серьезного, мы выбираем наших жен. Какое значение имеет все остальное? Да никакого!Она отняла свою руку.— Я понимаю тебя. Так не поступают, тем более когда жена ждет ребенка. Этому нет никакого оправдания. — И тут он перешел к главному: — И тем не менее я считаю, ты должна выйти отсюда. Врачи, медсестры и старый человек, который потихонечку умирает, — это все удручающее окружение для будущей матери. Мы отведем тебе комнату и обеспечим хороший уход. Ты сама удивишься, как быстро встанешь на ноги.— У меня здесь есть все, что мне нужно, и за мной прекрасно ухаживают. Неверный супруг тоже далеко не идеальное общество для будущей матери.— Это больше не повторится.— Зато повторялось уже слишком часто.— Все опять наладится.— Нет.Это прозвучало так, словно Симона долго обо всем размышляла. Хотя на самом деле только сейчас, в эту секунду, ей все стало абсолютно ясно. Нет, ничего больше не наладится. Никогда. Пришло время задуматься, как жить дальше.— Что это значит?— Еще не знаю.— Не делай глупостей.— И не подумаю. Томас встал.— Передать что-нибудь Урсу? Симона покачала головой.— Поправляйся быстрее. — сказал Томас и двинулся к двери.— Ты был у Конрада?— Нет.— Почему?— Я не знаю, о чем с ним говорить.— О старых временах.— Старые времена старят человека. — ухмыльнулся Томас и вышел из комнаты. С этого момента Симона пошла на поправку. Внезапная уверенность, что она не любит Урса и не хочет дальше жить с ним. вернула Симоне хорошее самочувствие.Насколько внезапно улучшилось здоровье Симоны, настолько же резко ухудшилось оно у Конрада. Он несколько раз пытался ночью встать. Каждый раз это замечала сестра Ранья, не спускавшая глаз с монитора, она своевременно появлялась в его комнате, предотвращая самое страшное.При анализе записей доктора Кундерта обеспокоил тот факт, что Конрад стал хуже говорить по-английски. Он долго подыскивал слова и путал их с французскими и испанскими. Доктор Кундерт был готов к тому, что состояние пациента ухудшится. Когда в этот день Симона собралась после обеда провести очередную фотобеседу с Конрадом, он с особым напряжением вглядывался в монитор. Через две-три минуты он уже знал, что его опасения подтвердились. Конрад Ланг хотя и проявлял интерес к снимкам, которые ему показывала Симона, но так. как будто видел их впервые. Он не смог ответить почти ни на один стандартный вопрос и не выдал ни одного из своих стандартных комментариев. Симоне все время приходилось помогать ему обговоренными на этот случай подсказками. И все чаще Симона бросала растерянный взгляд на скрытую телекамеру.Когда она дошла до фотографии с «мерседесом», Кундерт вскочил со своего стула. Он встал и подошел поближе к монитору.Симона задала свой обычный вопрос:— А вот здесь это Эльвира?Конрад, как всегда, медлил. Но на сей раз явно не для того, чтобы подержать Симону в неведении, а чтобы действительно что-то вспомнить. Но потом все же утвердительно кивнул и усмехнулся. Симона тоже облегченно усмехнулась, и Кундерт у монитора сделал то же самое. Конрад Ланг показал на вихор Кони, торчавший из-за заднего левого крыла, и сказал:— Томикони.Потом показал на Томи, спрятавшегося между левой передней фарой и радиатором, и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64