Как только Феликс Вирт освободился, он пришел и сидел с ней, не произнеся ни слова упрека.Уже наступил вечер, а следов Конрада так и не удалось обнаружить. В телевизионных новостях передали сообщение о розыске пропавшего. Розмари увидела на экране улыбающееся лицо Конрада (снимок она сделала сама на Капри) и услышала, как голос диктора говорит, что Конрад Ланг помутился рассудком и потому особая просьба производить задержание с щадящими мерами предосторожности. Глаза ее наполнились слезами.— Одно тебе обещаю твердо, — сказала она, — если с ним ничего не случится, я согласна поместить его в инвалидный дом.Коникони тихонечко лежал в сарайчике в саду. Стемнело, но холодно не было. Он устроил себе постель на куче торфа. И тепло укрылся джутовыми мешками. В них хранились луковицы тюльпанов, он высыпал их в корзины, а подушку он захватил.Здесь его никто не найдет. Здесь он может оставаться до самой зимы. Перед сараем росли сливы и грецкий орех. А около двери был кран, из него иногда капала вода, падая на железную лейку. Кап-кап…Приятно пахло торфом, цветочными луковицами и навозом. Было тихо. Иногда лаяла собака, но очень далеко. За порогом слышалось время от времени шуршание в опавшей листве. Мышка, наверное, или ежик.Конрад закрыл глаза. Кап-кап…Здесь она его не найдет.Розмари Хауг тщетно ждала известий всю ночь. «Пожалуйста, не звоните нам больше, — попросил ее раздраженный полицейский где-то около двух часов ночи, — как только мы что узнаем, тут же позвоним сами».Ближе к трем часам ночи Феликсу Вирту удалось убедить ее принять легкое снотворное. Когда она уснула, он лег на софу, поставив будильник на шесть утра. В семь он принес Розмари в постель апельсиновый сок и кофе. И весть, что пока ничего нового нет. И уехал в клинику.Около восьми в дверь позвонили двое полицейских. Розмари открыла им и обомлела, увидев их серьезные мины.— Что-нибудь случилось?— Мы только хотели спросить, нет ли у вас чего нового?— Нет ли у меня чего нового?— Пропавшие иногда сами объявляются, а родственники так радуются, что забывают сообщить нам.— Если он объявится, я тут же поставлю вас в известность.— Не стоит обижаться. Всякое бывает.— Определенно что-то случилось!— Чаще всего они находятся. Особенно помешавшиеся, — успокоил ее тот, что постарше.— Если бы ничего не случилось, его бы уже давно нашли.— Иногда они заходят в чужие дома. И пока их там обнаружат и позвонят нам — пройдет целая вечность.Полицейский помоложе спросил:— Подвал, гараж, чердачные помещения везде проверили? Розмари кивнула.— У соседей? Розмари снова кивнула. Полицейские попрощались.— Если чего узнаете, то один-один-семь, — сказал молодой полицейский уже у лифта.— Можете на меня положиться, — ответила Розмари.— Не беспокойтесь, он обязательно где-нибудь всплывет, — крикнул тот, что постарше, закрывая дверь лифта. — Хотя бы со дна озера, — хмыкнул он, когда лифт уже начал спускаться.Под рододендронами было темно. Через плотную верхушку листвы, укрывающей его, как крыша, Коникони видел лоскуток подернутого дымкой октябрьского неба. Торфяная почва была холодной и влажной, и пахло осенью и гнилью. Под гравием, окаймлявшим парковую дорожку из гранитных плит, жили серые мокрицы. Когда он дотрагивался до них пальцем, они сворачивались в твердые катышки и ими можно было играть в бабки.Час назад в метре от него садовник сгребал опавшую листву. Коникони не пошевельнулся, и садовник медленно удалился.Чуть позже мимо прошли старческие женские ноги. Вскоре после этого молодые. Потом опять все затихло.По дорожке просеменил черный дрозд. Он немножко поковырял клювом на краю цветочной клумбы и обнаружил кончик дождевого червя. Дрозд потянул за него и вдруг замер. Его неподвижный пустой глаз заметил человека. Коникони затаил дыхание.Дрозд выдернул червяка из земли и быстро исчез.Ветер донес запах сжигаемой листвы.Если они будут звать меня, я не откликнусь, решил про себя Коникони.Когда в полдень Розмари вышла на террасу, она услышала, как тукает мотор, и увидела полицейскую лодку, медленно проплывавшую с тукающим мотором вдоль берега. На берегу она различила полицейских в синих плащах. Они разделились на две группы и обшаривали берег. Тогда она сделала нечто такое, чего никак от себя не ожидала: она позвонила Томасу Коху.Поговорить с Томасом Кохом оказалось не так-то просто. Сказанного ею «по личному вопросу» было явно недостаточно, чтобы ее соединили с ним. И того, что «речь идет о чрезвычайном случае», тоже было мало. Только когда она заявила, что «произошел несчастный случай с одним из членов семьи». Томас Кох довольно быстро подошел к телефону.— Конрад Ланг не является членом нашей семьи, — отрезал он, когда она объяснила ему, в чем дело.— Я не знаю, что мне предпринять.— А что вы хотите от меня? Может, прикажете отправиться на его поиски?— Я надеялась, вы используете свое влияние. Мне кажется, полиция не слишком серьезно относится к этому делу.— А кто вам сказал, что я имею влияние на полицию?— Конрад.— В таком случае он уже давно тронулся, Розмари положила трубку.Симона Кох иначе представляла себе замужнюю жизнь. Всего один год и четыре месяца замужем — и уже шестой семейный конфликт. Нельзя сказать, что она ожидала от этого брака слишком много. Зная, что Урс сильная и властная натура, она заранее приготовилась к тому, что многое в их общей жизни будет идти так, как захочет он. И понимала, что на него возложено множество дел и общественных обязанностей, в которых не всегда найдется место для нее. У самой Симоны в жизни было не много забот. Она проявляла интерес к электронной технике высоких температур, к авторалли, токийской бирже, фазаньей охоте в Нижней Австрии, к многоборью в конном спорте, гольфу и работам юной дизайнерши по текстилю, пока однажды не застукала ее с Урсом за интимным ужином в маленьком ресторанчике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64