Она сразу направилась к стойке бара и села за столик.— Что с тобой? :— Кони пропал. Вот уже три дня.— Как пропал?— Три дня здесь не появляется. Вчера я звонила ему — никого. И сегодня опять не пришел.— Может, он кабак сменил, — предположила Дорис.— Трудно в это поверить, при его-то безденежье.— Может, он какую другую дурочку нашел, которая его в кредит поит. Барбара встала.— Белого вина?— Кампари.Барбара подошла к буфету и вернулась со стаканом, куда налила кампари, положила лед и кружок лимона, в руках она держала бутылку минеральной воды.— Скажи, когда хватит.— Лей доверху.Барбара долила минеральной воды до самого верха.— Пей на здоровье, — сказала она по привычке. Дорис отпила глоток.— Апельсин, а не лимон. К кампари следует добавлять полкружка апельсина, а не лимона. Однако все делают эту ошибку.— Если ее все делают, значит, это уже не ошибка. — Барбара опять села. — И днем он тоже трубку не снимает. И в «Голубом кресте» его не было.Лицо Дорис Мааг приняло официально-служебное выражение.— Большинство пропавших, как правило, объявляются сами. Любому исчезновению практически всегда есть банальное объяснение.— Это как-то к нему не подходит.— Так все говорят.— И он задолжал мне 1645 франков.— В некоторых кругах это сочтут вполне достаточным для исчезновения.— Но только не в его.Барбара встала и пошла к посетителю, уже пару раз подававшему знаки. Вернувшись, она сказала:— В последнее время он очень подавлен. Ни с того ни с сего в глазах появляются слезы.— От пьянства и нищеты.— В том-то и беда. Большинство тех, кто кончает жизнь самоубийством, делают это по пьянке.— Он себя не убьет.— Иногда узнаешь, что люди неделями лежат мертвые в своей квартире, и ни одна собака этого не замечает. А с одним недавно случился в ванне удар, и он не смог вылезти и добраться до телефона, так тоже никто ничего не слышал. Ему оставалось только ждать, время от времени подливая горячей водички, и надеяться, что кто-нибудь да вспомнит про него. Потом ему пришла в голову идея заткнуть тряпкой верхний слив и дать воде перелиться через край, чтобы соседи снизу вызвали дворника. Вот это сработало. Но страховое агентство отказывается теперь выплатить страховку за порчу имущества. Потому что он сделал это умышленно.— У Кони в квартире только душ.— Ну тогда чего волноваться.Дом на Танненштрассе находился в пяти минутах ходьбы от «Розенхофа». Барбара уговорила Дорис пойти вместе с ней. В случае, если придется просить дворника вскрыть дверь, униформа произведет должное воздействие.— Я работаю в дорожной полиции, а не в уголовной, — запротестовала Дорис, но потом все-таки согласилась пойти.Перед выходом они позвонили еще раз, но трубку никто не снял. В квартире Конрада на четвертом этаже было темно. Свет горел только в маленьком окне с матовым стеклом.— Душевая! — Барбара нажала на кнопку звонка рядом с фамилией «О. Брухин, дворник».Ей пришлось позвонить трижды, пока наконец в подъезде не зажегся свет.— Говорить будешь ты, — шепнула Барбара, увидев сердитого взлохмаченного мужчину с опухшим лицом.— Нашему брату приходится вставать в половине шестого, — заворчал он. Но, увидев униформу Дорис, стал немного посговорчивее. Он выслушал ее, решив проверить, все ли в порядке. Дворник повел их на четвертый этаж и оставил ждать на лестничной площадке. Через некоторое время он появился с отмычкой в руках и попробовал вставить ее в замок.— Ничего не выйдет, ключ торчит изнутри.— Значит, надо взломать дверь, — потребовала Барбара. Дворник повернулся к Дорис.— Для этого мне надо взглянуть на ваше удостоверение.Пока Дорис выуживала свой служебный пропуск, ключ в замке повернулся. Дверь приоткрылась, и в щелочке показалось удивленное лицо Конрада Ланга.— Кони, с тобой все в порядке? — спросила Барбара.— Как никогда, — ответил он.Целую неделю Конрад Ланг прожил без алкоголя. Зуд в теле поутих, и руки больше не чесались. Настали спокойные ночи — он спал, уже не обливаясь потом. И вставал отдохнувший, полный желания горы своротить. Моменты же, когда он вспоминал про алкоголь и его начинало «ломать», как он выражался, возникали теперь все реже.Опыт по «завязыванию» у него был большой. Он знал наизусть все стадии вплоть до второго месяца. И прекрасно помнил эйфорию, охватывавшую его каждый раз на третий день. Но вот это неописуемое чувство упоения, в котором он пребывал сейчас, он еще ни разу не испытывал. Не может быть, чтобы причина крылась в том, что он не опрокинул несколько стаканчиков. И неожиданное улучшение финансового положения тоже ни при чем. Причина была в другом и называлась: Розмари Хауг.С «ночи забвения», как они теперь это называли, все дни и ночи они проводили вместе. Одинокими пассажирами уплывали они на единственном курсирующем в это время года пароходике на другой конец утонувшего в тумане озера и возвращались назад. Они гуляли по дорожке, вдоль которой стояли старинные газовые фонари, ели в дешевом кафе вместе с пенсионерами яблочный пирог и пили кофе.— Как старики, — сказала Розмари.— А я и есть старик.— Мне так не кажется, — улыбнулась она.Конрад Ланг тоже не казался себе больше стариком.Вчера они были на концерте. В программе — Шуман. Взглянув на Конрада, Розмари увидела, что в глазах у него слезы. Она дотронулась до его руки и крепко сжала ее. Посмотрев сегодня на себя в зеркало, Конрад заметил изменения. Ему показалось, что за последнее время сосуды немного сузились, щеки больше не горят так лихорадочно. И выглядит он моложе. Возможно, подумал Конрад Ланг, у меня началась наконец-то счастливая полоса.В этом настроении он и пребывал, когда Барбара с женщиной-полицейским и дворником решили взломать его квартиру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64