Отхлебнув чаю, Джулиет назидательно говорит:
— Это не болтовня, девочка, это искусство. С мужчинами разговаривать нужно так. Сначала говоришь ему что-нибудь приятное, чтобы он весь надулся от важности. Потом немного мурлыкаешь, чтобы мужчина доверчиво к тебе потянулся. Тут самое время нанести точный удар иголкой, чтобы надувшийся шар лопнул. Мужчина скисает, а ты начинаешь снова гладить его по шерстке. Он дуреет, мягчает, ты снова гладишь его против шерстки. Потом по шерстке, против шерстки, по шерстке, против шерстки. В конце концов, совершенно обессиленный, он падает к твоим ногам.
— А дальше что?
— Как что? Ты говоришь, что он, конечно, молодец хоть куда, но для тебя он всего лишь патрон и деловой партнер. Ты никогда не будешь ему принадлежать. Энни, слушай, когда тебе говорят умные вещи, иначе я тебе башку оторву. — Джулиет звонко хохочет.
— Слушай, Джулиет…
— Что?
— Ты когда в последний раз высыпалась?
Джулиет задумывается.
— Ты имеешь в виду, по-настоящему спала? Если не считать легких приступов сонливости в разгар операции, последний раз я по-настоящему спала… Какой сегодня день?
— Среда.
— Не может быть!
— Я тебе точно говорю.
— Ты абсолютно уверена?
— Абсолютно.
— В понедельник я, кажется, спала. Часа два, а то и три.
— Господи, тебе нужно немедленно ложиться в кровать. Зачем ты сюда притащилась?
— Как же мне было не прийти? Когда я услышала сообщение по автоответчику, я чуть не лопнула от любопытства. Ты, Энни, совершенно потрясающая. Всю жизнь мечтала, не сдавалась, занималась своим искусством, и вот твоя мечта осуществилась.
— Я не сдавалась, потому что я чокнутая.
— Слушай, а ты звонила своему Слайви? Сказала, что увольняешься?
— Я не могу уволиться.
— Это еще почему?
— Все эти воздушные замки могут рухнуть.
— Ничего они не рухнут! С завтрашнего дня будешь заниматься исключительно своими ящиками.
Энни смеется.
— Во всяком случае, не с завтрашнего. Мне нужно быть в суде.
— Ах да, я совсем забыла. Как у тебя там дела?
— Ничего, но очень уж скучно. Адвокаты задают мне кучу всяких вопросов. В общем, суд меня утвердил.
— А что за процесс?
— Так, ничего особенного. Я согласилась, потому что хотела немного развеяться. А теперь, сама понимаешь, все это мне совершенно некстати.
— Ну и плюнь на них.
— Уже поздно.
— Ничего не поздно.
— Джулиет, иди-ка ты спать.
— Нет, мы с Генри идем в кино.
— Ты совсем спятила.
— Если твой недоносок хочет, могу взять его с собой.
— Это будет зависеть от того, кто поведет машину.
— Ладно-ладно, Генри поведет. Но я тоже хотела тебе кое-что рассказать.
— Что?
— Знаешь, ты не единственная, с кем случаются чудесные происшествия.
— И что же с тобой случилось?
Джулиет облизывает губы и заговорщицки взмахивает ресницами. Сразу видно, что разговор пойдет о чем-то сексуальном.
— Где он? — шепотом спрашивает она.
— Оливер? У себя в комнате. Он нас не слышит. — Энни придвигается поближе. — Ну же, рассказывай.
— Значит так, это было вчера ночью. В два часа меня вызвали из ординаторской в травматологию. Привезли парня с огнестрельной раной. Там должен был дежурить ординатор четвертого года обучения, но его никак не могли разыскать — наверное, прикорнул где-нибудь. А звонить дежурному хирургу и вытаскивать его из дома мне не хотелось. Поэтому я отправилась в операционную сама. Привозят парня, черного, на вид лет двадцать. Он в полном сознании, сложен, как Аполлон. — Она отпивает чаю. — Кстати, знаешь, кто мне ассистировал?
— Неужели Генри?
— Да, нас последнее время часто назначают с ним в одну смену. Боятся, что без Генри я что-нибудь напортачу. Стало быть, мне ассистирует Генри и еще один медбрат. Я беру ножницы, разрезаю на парне штаны. Он ранен в бедро. Пуля вошла вот сюда, вышла вот отсюда.
Ничего особенно серьезного, кость не задета. Пара пустяков. Но дело не в этом. Разрезаю я на нем штаны, и что я вижу — парень без трусов. Энни, такого красавца я в жизни не видывала. Ты понимаешь, о чем я говорю. Дело даже не в величине, а в фактуре. Он похож на этот… как его? Такой черный драгоценный камень.
— Оникс?
— Вот-вот, оникс. Две живописные жилки, и так слегка подрагивают. Очень похож на спящую кобру.
Подруги громко хихикают, потом Джулиет вспоминает про Оливера и шипит, приставив палец к губам.
Подруги хохочут еще громче.
— Не забывай, что рядом стоит Генри. Внимательно смотрит за моей реакцией. Я не подаю вида. Подхожу к парню, налаживаю капельницу. Он говорит: “Вы чего это? Эту штуковину присоединяют ко всяким старикам, которые сами не могут есть. А у меня зубов полон рот. Хотите, доктор, я вас съем? Кстати, как вас зовут? Меня зовут Ричард”. У него совершенно потрясающие белоснежные зубы, и вообще он так хорош собой, что я просто таю. “Я должна это сделать, Ричард”, — говорю я. “Пусть это сделает доктор”, — требует он. “Я и есть доктор”. Он вздыхает: “Вы доктор? О Господи, значит, я покойник”. Я обрабатываю рану, а он спрашивает: “Ну и что вы про все это думаете?” Я говорю: “По-моему, Ричард, ты попал в скверную историю”. Он говорит: “Это еще что. Вот когда я доберусь до сукина сына, который сделал во мне дырку, история будет действительно скверной. Вам привезут его сюда в мешке, высыпят на пол, и вы никогда его уже не соберете”. Но я, сама понимаешь, его не слушаю, потому что занята обработкой раны. Мне начинает казаться, что у него там гематома, внутреннее кровоизлияние. Я начинаю щупать ему бедро, чтобы проверить мышечную реакцию. А должна тебе сказать, подружка Энни, что мускулы у этого парня как каменные. Для сравнения я начинаю щупать второе бедро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97