Коль тебе пришлась по сердцу тень и тишина
Моего угла простого, тем возвышен я!
Ты с простыми – прост. Природа – счастлива твоя.
Я молю: войди в калитку сада моего!
Старому слуге не надо больше ничего.
Вот – построил я в поместье, подаренном мне,
Башню, возносящуюся куполом к луне.
Башня эта вертоградом вся окружена.
Если шах на башне выпьет моего вина, –
Звезды прах у входа в башню будут целовать,
Ветер амброй вдоль покоев будет провевать,
Муха принесет мне меду, буйвол – молока!»
Понял шах: чистосердечны речи старика;
Молвил: «Быть по-твоему! Нынче ж я приду
Пировать после охоты у тебя в саду».
И Бехрам со свитой дальше в поле ускакал.
Приказал хозяин слугам чистить медь зеркал,
Все проверил, был порядок всюду наведен.
Словно рай, коврами кровлю изукрасил он;
Из диковинок индийских – лучшие достал,
Из китайских и румийских – лучшие достал,
И – ковер к ковру – на землю прямо разостлал,
Как песок, по ним рассыпал адамант и лал.
Вот, ловитвой насладившись, подскакал Бехрам,
И скакун хуттальский шаха прыгал по коврам,
Шах на верхнюю ступеньку лестницы встает.
Видит – купола над башней несказанный взлет.
Свод высок, – от Хаварнака он свой род ведет,
Пышностью он попирает звездный небосвод.
Уж суфрэ благоухает розовой водой,
Амброй, винами и манит сладостной едой.
И когда Бехрам свой голод сладко утолил,
Начал пир и вкруговую винный ковш пустил.
А когда он пить окончил гроздий алый сок,
Капельки росы покрыли лба его цветок.
Молвил он: «О, как радушен ты, хозяин мой!
Чудно здесь! Твой дом обилен, как ничей иной.
И настолько эта башня дивно высока,
Что арканом ей обвили шею облака.
Но на шестьдесят ступеней этой высоты
В шестьдесят годов – как станешь подыматься ты?»
Тот ответил: «Шах да будет вечным! И при нем
Кравчим гурия да будет, а Земзем – вином!
Я мужчина, я привычен к горной крутизне,
И по лестнице не диво подыматься мне.
А вот есть красавица – обликом луна,
Словно горностай султана, словно шелк нежна;
Но она быка, который двух быков грузнее,
Каждый день на башню вносит на девичьей шее.
Шестьдесят ступеней может с ношею пройти
И ни разу не присядет дух перевести.
Этот бык – не бык, а диво! То не бык, а слон!
Жира своего громаду еле тащит он;
В мире из мужчин сильнейших нет ни одного,
Кто бы мог хоть на мгновенье приподнять его;
Ну а женщина на шее этакую груду
Вносит на вершину башни, – это ли не чудо?»
Шах Бехрам от удивленья палец прикусил.
«Где ты взял такое диво? – старца он спросил. –
Это ложь! А если правда, это колдовство!
И покуда не увижу чуда твоего,
Не поверю я!» И тут же привести велел
Эту девушку; мгновенья ждать не захотел.
Вниз по лестнице хозяин быстро побежал,
Девушке, быка носящей, все пересказал.
Сребротелая все раньше знала и ждала,
И она готова с шахом встретиться была;
Одеяньями Китая стан свой облекла,
Пьянотомные нарциссы розе придала,
Обольщения сурьмою очи очертила,
Взоры сладостные тайным чарам научила.
Словно дождь под кипарисом, перлы отрясла,
В кисею плеяд луною летнею вплыла;
Плечи, как венцом, одела амброю кудрей;
Локоны черны, как негры, на щеках у ней,
Родинка у ней индуса темного темней, –
Рвутся в бой индус и негры – воинов грозней.
Маковка в венце жемчужин южной глубины,
Покрывала – словно Млечный Путь вокруг луны,
А в ушах огни рубинов и камней зеленых
Превратили в буйный рынок скопище влюбленных.
Применила семь она снадобий сполна,
И, как двухнедельная, поднялась луна.
Вот она к быку походкой легкой подошла,
Голову склонив, на шею чудище взяла,
Подняла! Ты видишь – блещет самоцвет какой
Под быком! При этом блеске, словно бык морской,
Он бы мог на дне пучины по ночам пастись.
И – ступенька за ступенькой – побежала ввысь
Женщина и вмиг на кровлю круглую вбежала,
У подножия престола шахского предстала
И, смеясь, с быком на шее перед ним стояла.
Шах вскочил, от изумленья ничего сначала
Не поняв. Потом воскликнул: «Это снится мне!»
С шеи на пол опустила тут быка Фитне,
И, лукаво подмигнувши, молвила она:
«Кто снести способен наземь то, что я одна
Вверх, благодаря великой силе, подняла?»
Шах Бехрам ответил: «Это сделать ты могла,
Потому что обучалась долгие года,
А когда привыкла, стала делать без труда;
Шею приноравливала к грузу день за днем.
Тут – лишь выучка одна, сила – ни при чем!»
А рабыня поклонилась шаху до земли
И сказала: «Терпеливо истине внемли!
Ты за долг великой платой должен мне воздать.
Дичь без выучки убита? А быка поднять –
Выучка нужна? Вот – подвиг совершила я!
В нем не сила, в нем видна лишь выучка моя?
Что же ты, когда онагра жалкого сражаешь, –
Ты о выучке и слова слышать не желаешь?»
Милую по тем упрекам вмиг Бехрам узнал;
В нетерпеньи покрывало он с луны сорвал,
Ливнем слез ланиты милой жарко оросил.
Обнимал ее, рыдая, и простить просил.
Выгнал прочь и злых и добрых, двери притворил.
Молвил: «Хоть тебе темницей этот замок был,
Я, послав тебя на гибель, убивал себя.
Ты цела, а я разлукой истерзал себя».
Села дева перед шахом, как сидела встарь,
И сказала: «О смиривший смуту государь!
О разлукою убивший бедную Фитне!
О свиданьем ожививший бедную Фитне!
Пыл моей любви меня же чуть не задушил.
Шах, когда с копытом ухо у онагра сшил,
Не одни земные дали – за стрельбу из лука
Небеса поцеловали у Бехрама руку.
Я же, если в сдержанности доброй пребыла,
От любимого дурное око отвела;
А всему, что столь прекрасным кажется для нас,
Нанести ущерб великий может вредный глаз.
Я ль виновна, что небесный прилетел дракон
И любовь затмил враждебным подозреньем он?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112