Великий стон и плач подъялись тут,
Как был поставлен на землю табут.
Смертельной мукой Тахамтан томился,
Рыдая, перед За л ем он склонился.
Покров золототканый с гроба снял
И так отцу, рыдая, он сказал:
«Взгляни, кто предстоит в табуте нам!
Ведь это – будто новый всадник Сам!»
Настала мука горькая Дастану,
Рыдая, жаловался он Яздану:
«За что мне послан этот страшный час?
Зачем, о дети, пережил я вас?
Столь юный витязь пал. Войскам на диво,
Он был могуч… Померк венец счастливый.
Не родила в минувшем ни одна
Такого витязя, как Тахмина!»
И долго о Сухрабе вопрошал он,
Каков он был; и кровь с ресниц ронял он.
Когда внесли Сухраба на айван,
Опять упав, заплакал Тахамтан.
Табут увидев, Рудаба, рыдая,
Упала – кровь, не слезы, проливая.
Взывала: «О мой львенок! О, беда!
Померкла радость наша навсегда!
Тебя сразила сфер летящих злоба…
О, хоть на миг один восстань из гроба!
Мой внук, неужто волей звездных сил
Чертог ты этот мертвый посетил?»
Вновь понесли табут вслед Тахамтана.
Вновь плач и стон звучал средь Сеистана.
И сам Рустам парчою гроб закрыл,
Гвоздями золотыми гроб забил.
Сказал: «Создать из золота сумею
Хранилище – и мускусом овею.
Умру – в веках, как за единый час,
Развеется, что мыслю я сейчас.
Что ж прочное построю для него –
Достойное Сухраба моего?»
И он воздвиг гробницу из порфира,
Чтобы стояла до скончанья мира.
Устроил, сердце повергая в мрак,
Из дерева алоэ – саркофаг.
Забили гроб гвоздями золотыми,
Над миром пронеслось Сухраба имя…
И много дней над гробом сына там
Не ведал утешения Рустам.
Но наконец явилась неба милость,
Мук безысходных море умирилось.
Узнав, что в горе стонет Тахамтан,
Весь плакал и скорбил о нем Иран.
В ту пору с войском воротясь в Туран,
Все Афрасьябу рассказал Хуман.
Та весть повергла шаха в изумленье,
Сказал он: «То не перст ли провиденья?..»
О том, что пал, убит отцом, Сухраб,
В Туране всяк узнал – и князь и раб.
Шах Самангана, – счастья и надежды
Лишенный, – разодрал свои одежды.

Мать Сухраба Тахмина узнает о смерти своего сына

И к Тахмине пришло известье в дом,
Что умер сын, заколотый отцом.
От всех – в своем покое – в отдаленье
Она рвала одежды в исступленье.
Бушуя, как небесная гроза,
Не слезы – лили кровь ее глаза.
Она вопила в муке, и стонала,
И волосы с корнями вырывала.
Она огонь велела разложить
И волосы свои на нем спалить.
«Ты, сын, сказал: „Иду на бой! Мне верь ты!“
И я надеялась. Но где теперь ты?
Мой дух, бессонный взор витал мой там
И вопрошал: «Где сын мой? Где Рустам?»
Я думала, что, счастлив неизменно,
Как солнце, ты проходишь над вселенной,
Что ты искал отца, нашел его…
Ждала, чтоб ты домой привел его!
Не чувствовала даже я, что там,
В степи чужой, тебя убьет Рустам,
Что он не дрогнет сердцем пред тобою,
Перед твоею светлой красотою.
День ясный мой померк, поник во тьму.
Кого теперь я, сын мой, обниму?
О, кто разделит скорбь мою со мною?
Ведь нет тебя! Я от тоски изною!
Увы, чертог пустынен, мертв мой сад…
О сын, поник мой дух, померк мой взгляд!
О богатырь, с какой пошел ты силой
Искать отца, а встретился с могилой.
Ты нес в душе любовь, надежду, честь, –
И мертв ты! – Горя мне не перенесть.
Пред тем как обнажил Рустам кинжал,
Что ж ты мой знак ему не показал?
Что в руки талисман ему не вверил?
Быть может, ты, мой сын, в него не верил?
Что ж я с тобЪю не пошла тогда?
Всех нас тогда бы минула беда!
Меня Рустам бы издали заметил,
Узнал бы и с любовью нас бы встретил.
Не обнажил бы стали исполин
И не убил тебя бы, о мой сын!»
И так она стенала и рыдала,
Что всякая душа ей сострадала.
При виде исступленья Тахмины
Все были мукой за нее полны.
И были так сильны ее страданья,
Что рухнула царевна без сознанья.
И вот, едва в себя пришла, опять
Она о сыне начала рыдать.
Роняла слезы над убитым сыном
Кровавые, подобные рубинам.
К коню Сухраба подошла она,
Коня за шею обняла она
И в грудь его и в морду целовала.
Она, казалось, разум потеряла.
И слез ее кровавых ток стекал,
Возле копыт коня блестя, как лал.
И, обнимая, как дитя, одежды
Сыновние, взывала: «Нет надежды!»
Велела принести доспехи, меч,
И лук его, и украшенья плеч.
И, в кровь лицо ногтями раздирая,
Вновь причитала, сына вспоминая:
«Вот меч твой, шлем, кольчуга, вот твой щит!
А ты где, сын мой милый? – Ты убит!»
Аркан его велела с булавою
Принесть и положить перед собою.
Мечом Сухраба в отблесках огня
Велела хвост отрезать у коня.
Все золото с коней сняла она,
И все дервишам раздала она.
Ворот не отпирать она велела,
Сухраба трон убрать она велела.
Разрушить приказала светлый зал,
Где он перед походом пировал.
И черные завесы, как туманы,
Царевна опустила на айваны.
Сама одеждой синей облеклась,
От близких и от мира отрешась.
И день и ночь в тоске была она.
Едва лишь год и прожила она,
И умерла, тоски снести не в силе.
И тут – конец печальной старой были.

Семь подвигов Исфандиара
Перевод В.Державина
Первый подвиг
Исфандиар убивает волков

Речений скатерть расстелив, дихкан
О старых подвигах повел дастан.
Вином наполнив золотую чашу,
Гуштаспа вспомнил – быль седую нашу;
Как Руиндиж сломил Исфандиар,
Как путь ему указывал Гургсар.
Когда Исфандиар из Гумбадана
Примчался, он разбил полки Турана.
На Руиндиж он двинулся потом,
Гургсара взял с собой проводником.
В глухой степи дорога разветвилась,
И войско на привал остановилось.
Исфандиар вина подать велел,
Стол накрывать, певцов позвать велел.
Костры перед шатрами запылали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112