Он придет к ней завтра утром.
Однако когда Рёшлауб некоторое время спустя раздевался в спальне, собираясь спать, его вдруг неудержимо потянуло к ней. Он сел на край кровати, подпер голову руками и принялся смотреть в окно, в сгустившийся ночной мрак. Но даже холод нетопленной комнаты не смог унять беспокойства и какого-то лихорадочного возбуждения. Ему не стоило в ту ночь поддаваться безнравственному вожделению и распутно ее ласкать. Эти картины неотступно мучили его, и он не знал, сможет ли уснуть в эту ночь.
Холод взял свое, и Николай все же нырнул под одеяло и изо всех сил попытался подумать о чем-нибудь другом. Он вызвал в памяти изуродованное тело Зеллинга, припомнив его во всех подробностях, но и это переживание было неразрывно связано с восхитительным искушением, которое упрямо продолжало преследовать его. Какие бы картины ни пытался он вызвать в своем воображении, он все равно продолжал видеть сквозь них образ спящей девушки. Он явственно видел себя в больнице, наедине с девушкой, раздевал ее и ложился к ней в кровать. От его ласк она приходит в себя и требует, чтобы он продолжал свои нежные ухаживания, она хочет, чтобы его ласки стали более дерзкими… но в этот момент он вскакивает и усилием воли прогоняет соблазнительные образы. Такие мысли и желания никогда не являлись ему в такой форме. Потея и кашляя, он садится в кровати и смотрит в ночь за окном. Так он никогда не обретет покой. Что с ним происходит? Что есть в этой девушке такого, что она так сильно околдовала его? Что-то в ней было не так. Почему она выкрасила волосы? Что искала она в том месте, где убили Зеллинга?
Внезапно в ушах его раздался стук. Он схватился за лоб, стараясь унять этот звук, но громкий стук покинул его голову и превратился в громкие удары в дверь дома. Николай широко открыл глаза. Яркий солнечный свет заливал комнату. Николай выпрыгнул из кровати и бросился на лестницу.
— Лиценциат, — раздался за дверью голос ди Тасси еще до того, как Николай успел отодвинуть засов.
Советник стоял на пороге и неодобрительно смотрел на врача.
— Вы все еще в постели? Вы знаете, который теперь час? Заспанный Николай отрицательно покачал головой. Он ничего не понимал и не помнил, как заснул. И вот, пожалуйте, уже наступил ясный день.
— Быстро собирайтесь. Мы должны ехать. По дороге я вам все объясню. Возьмите свою сумку. Я заеду за вами через четверть часа.
— Но… куда мы поедем?
— Мы напали на один след. Мне нужна ваша помощь.
— Но… я не могу просто так взять и поехать с вами.
Ди Тасси посмотрел на него так, словно Николай произнес какую-то непристойность.
— Вы работаете на меня. Об этом мы договорились с вами в субботу. Или вы забыли?
— Нет, но мы не говорили о деньгах, а ведь у меня договор с городским врачом Мюллером.
— Сколько он вам платит?
— Триста талеров в год.
— Я заплачу вам четыреста, а теперь собирайтесь.
Ди Тасси резко повернулся на каблуках и сбежал с лестницы к сопровождавшему его человека.
Четыреста талеров? Николаю показалось, что он грезит. За что этот человек предлагает ему такие большие деньги? Но в следующий момент ему в голову пришла иная мысль.
— Пятьсот, — крикнул он в спину ди Тасси.
Ди Тасси обернулся, хмуро посмотрел на Николая и сказал:
— У меня нет времени на мелочную торговлю. Но ладно, пятьсот. И закончим на этом. Что с девушкой? Она заговорила?
Николай уже окончательно проснулся. Сумма потрясла его воображение. Он отрицательно покачал головой.
— Она должна заговорить. Нам нужно описание преступников. Постарайтесь что-нибудь придумать. И поторопитесь, мы не можем терять ни минуты.
Час спустя Нюрнберг остался далеко позади. Они скакали по дороге на север в направлении Эшенау. Вопреки своему обещанию объяснить по пути причины столь неожиданной вылазки ди Тасси молча сидел в седле и о чем-то напряженно размышлял. Трое людей ди Тасси тоже скакали молча и в разговоры не вступали. Фойсткинг, самый молодой из них, хотя бы кивнул ему, остальные не сделали даже этого.
Через два часа они прибыли в Швабах, забытый Богом городишко в болотистой пойме реки. Главная улица, если ее вообще можно было так назвать, была совершенно размыта. При каждом ударе копытом с земли взметался фонтан солоноватой воды и обрызгивал штаны всадников мокрой грязью. По улице бродили свиньи. Подняв головы, они тупо смотрели на лошадей, а потом снова утыкались рылами в грязь.
Николай последовал за ди Тасси и другими в гостиницу и упал на стул, стоявший у входа. Зад невыносимо болел, каждое движение болью отзывалось во всех мышцах ног. Ди Тасси заговорил с хозяином. Трое мужчин стояли возле двери, не спуская глаз с лошадей. В гостинице они оказались единственными постояльцами.
— Пока мы остановимся здесь, — сказал ди Тасси, отойдя от стойки. — Я снял для нас комнату. Мы встретимся там через час, а сейчас мне надо ненадолго отлучиться. И… ах да, лиценциат, вы уже знаете моих людей. Фойсткинг, Камецкий, Хагельганц. Подойдите сюда.
Все трое подошли к Николаю и по очереди протянули ему руки.
— Лиценциат Рёшлауб будет помогать нам распутывать это дело. Я уверен, что сегодня нам удастся сделать большой шаг вперед. Рассчитываю при этом на ваше содействие. Лиценциат Рёшлауб пользуется моим доверием, а значит, и вашим.
Повисло молчание. Николай всмотрелся в лица троих мужчин. Он попытался улыбнуться, но никто не ответил ему тем же. Ди Тасси прервал тягостное молчание следующим распоряжением:
— Камецкий, объясните ему положение. Дайте ему почитать протокол допроса Боскеннера. Если за это время прибудет фельдъегерь, прочтете донесения и доложите мне, когда я вернусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128