Николай в ответ изложил то, что казалось ему вполне логически обоснованной возможностью: граф Альдорф принял яд и приложил к голени тлеющую головню, чтобы убедиться в том, что наступило полное онемение и паралич.
— Но зачем он это сделал?
— Этого я не знаю. Возможно, для того, чтобы убедиться в действии яда. Альдорф страдал какой-то опухолью, которая причиняла сильную боль в сердце. Я полагаю, что он желал прекратить свои страдания.
— Существует ли возможность, что в этом самоубийстве участвовали некие третьи лица? — спросил, помолчав, ди Тасси.
Николай скептически поджал губы.
— В это я не верю. Граф был смертельно болен. В замке это знали все. Судя по тому, что рассказал мне камергер Зеллинг, граф Альдорф вряд ли пережил бы весну. Нет, мне кажется, что он сам хотел свести счеты с жизнью и прекратить невыносимые страдания.
— Чем он страдал?
— Позже я обследовал останки графа. Это было ночью, мне помогал господин Циннлехнер. Именно тогда я нашел какую-то опухоль под левым легким. Лично мне такая болезнь еще ни разу не встречалась, но о подобных случаях я читал в медицинских книгах.
Николай замолчал и пристально посмотрел влицо ди Тасси. Но лицо советника оставалось бесстрастным.
— И что? — спросил он.
— Это объемное образование называется абсцессом, — снова заговорил Николай. — Обычно оно возникает на почве ностальгии и чаще всего встречается у солдат.
— У солдат? — изумленно воскликнул ди Тасси.
— Да, поэтому надо предположить, что граф все же страдал каким-то иным заболеванием. Но для того, чтобы правильно об этом судить, надо вскрыть покойного.
Ди Тасси покачал головой.
— Этого мы сделать не можем. Но как вам удалось обнаружить объемное образование?
— С помощью перкуссии, — ответил Николай.
Он описал советнику изобретенные Ауэнбруггером принципы выстукивания внутренних органов. Ди Тасси внимательно, не скрывая удивления, слушал врача. Теперь волнение ясно читалось на лице советника юстиции. Николай подробно описал, как он исследовал тело умершего, и рассказал о своих находках, на основании которых сделал выводы.
— Ностальгия? — недоверчиво переспросил ди Тасси.
— До недавнего времени о таких случаях сообщали довольно часто, — пояснил Николай. — Сегодня эта болезнь встречается редко, как я уже сказал, мне она известна только по книгам. Можно предположить, что абсцесс графа был обусловлен иными причинами, ибо он не был солдатом, у него не было оснований страдать ностальгией.
Ди Тасси задумчиво смотрел перед собой. Потом он нарушил молчание и спросил:
— Может быть, существует средство, способное вызвать эту болезнь?
— Средство?
— Да, может быть, существует особый яд?
Николай решительно покачал головой.
— Такого я не могу себе представить. Это болезнь души, бесполезное напрасное стремление, которое и приводит к болезненному разрастанию.
Ди Тасси вдруг встал, обошел стол и раскрыл одну из многочисленных папок, перелистал страницы и, вытащив из стопки нужный документ, протянул его Николаю. Тот взял бумагу и удивленно уставился на нее.
— Прочтите это, — сказал ди Тасси. Врач пробежал глазами по строчкам.
Это было письмо, датированное 12 ноября 1779 года. Не было ни обращения, ни подписи.
— Это черновик письма графа Альдорфа сыну Максимилиану. Смотрите на дату, письмо написано год назад. Обратите особое внимание на третий абзац: еа ге latenter in corpus inducla…
Николай принялся с возрастающим удивлением читать документ. В первое мгновение он не мог даже начать читать, настолько замысловатой оказалась латынь письма. Николай привык читать медицинские тексты, а не вычурные произведения эпистолярного жанра, в которых риторические обороты служили скорее для сокрытия в словесном тумане смысла написанного, нежели для его прояснения. Но постепенно до Николая дошло, что в письме обсуждается медицинский феномен. Граф Альдорф объяснял своему сыну действие какой-то лекарственной субстанции: …еа rе latenter in corpus inducta… sempiterno atque desperate dolore afficluntur et necessario moriuntur.
— …будучи незаметно введенным в тело, это вещество… приводит к длительному и неизлечимому страданию, неизбежно заканчивающемуся смертью… — перевел Николай.
Он еще раз пробежал глазами по строчкам. Ди Тасси ждал.
— Ну и?.. — спросил наконец советник юстиции. — Каково ваше мнение? О чем пишет здесь граф?
— О каком-то веществе, скорее всего о яде, — ответил Николай.
— Но о каком именно?
Николай пожал плечами. Еа rе latenter in corpus inducta. Что это вообще могло значить?
— Очевидно, это средство отличалось каким-то особым способом введения… но письмо на этом месте обрывается. У вас нет его продолжения?
Ди Тасси взял у Николая лист и аккуратно положил его в папку.
— Идите сюда, я хочу вам что-то показать.
С этими словами он обошел вокруг стола и приблизился к камину. Николай встал и последовал за советником. Взгляд Николая упал на украшенный богатой лепниной потолок, который из-за бесконечных стеллажей казался еще выше. В тонких лучах зимнего солнца, светившего в окно, плавали пылинки. Прошло несколько мгновений, прежде чем он привел в порядок свои воспоминания, но потом узнал форму и цвет росписи. Роспись потолка имела то же содержание, что и роспись спальни Альдорфа, — религиозные образы христианских преданий. Рисунки были выполнены в форме виньеток и отличались невероятной четкостью, так же как рамки и латинские сентенции, комментировавшие аллегорическое содержание сцен на плафонах. Однако сейчас не было никакой возможности вникать в детали росписи. Ди Тасси открыл расположенную рядом с камином дверь, которую при первом посещении не заметил Николай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128