Аудитория представляла собой скромное, лишенное пышного убранства помещение. Внутри сидели в ожидании не более тридцати человек. Некоторые разговаривали между собой, правда, в несколько принужденной манере, словно даже ожидание пока не явившегося ученого требовало уважительной тишины. Николай сел в предпоследнем ряду. Отчасти потому, что не хотел показаться слишком назойливым, так как был на этой лекции всего лишь сторонним наблюдателем, праздным зрителем. С другой стороны, сидя в задних рядах, он мог лучше наблюдать слушателей. Вскоре он заметил одного студента в первом ряду. Молодой человек был довольно красив и одет по последней моде непризнанных гениев. Рубашка была расстегнута, обнажая совершенно скандальным образом шею и грудь. Светлые волосы дерзкими прядями свисали на лоб и затылок. Николай спросил себя, как отреагирует господин профессор на столь вольный вид начинающего гения. Но юный, мечтательный фанатик, кажется, не собирался устраивать скандала и принадлежал к постоянным слушателям.
Николаю пришлось прервать свои наблюдения публики, так как внезапно по залу прошло какое-то движение и ропот, некоторые слушатели, замешкавшиеся в дверях, поспешили занять места, и среди этих торопливо бежавших людей Николай вначале увидел мелькнувший среди них образцово напудренный парик, а потом и голову его обладателя. С седьмым ударом часов профессор Кант занял свое место за низкой кафедрой, скользнул живыми голубыми глазами по рядам публики, неодобрительно поморщился, заметив в первом ряду юного гения, и начал лекцию.
Николай мало что понимал, так как лектор говорил довольно тихо и в первый момент его вообще было почти не слышно. Голос профессора заглушало ерзанье, кашель, скрип переставляемых по полу сумок и звуки разрываемой бумаги. Но за это время Николай успел со своего места хорошо рассмотреть философа.
Тело и сложение этого человека вряд ли позволят ему дожить до глубокой старости. Сложение было слабым и не свидетельствовало о большой выносливости. Николаю показалось, что природа, создавая этого человека, больше всего позаботилась о духовной его части, обратив мало внимания на все остальное. Ростом он был не более пяти футов. В отношении к остальному телу голова казалась слишком крупной. Грудь была плоской и даже, пожалуй, несколько впалой, правое плечо было развернуто назад. На скелете было так мало плоти, что одежду можно было поддерживать на нем лишь искусственными средствами. Во всяком случае, можно было без труда просунуть два пальца между каймой панталон и желтыми чулками. Но лицо было весьма приятным. Цвет его отличался свежестью. На щеках даже играл здоровый румянец. Но самое сильное впечатление производили его светлые голубые глаза, которые то испытующе, то с дружелюбной улыбкой задерживались на лицах сидевших в зале слушателей, а потом снова скользили по аудитории. Постепенно Николаю удалось как-то прислушаться, чтобы следить за лекцией. Разумеется, он ожидал, что ему подадут глубокомысленные и многословные заумные рассуждения о потусторонних вещах, но он ошибся и получил нечто несравненно лучшее. Речь в лекции шла вовсе не о метафизике, а об учебно-воспитательном заведении, основанном несколько лет назад в Дессау неким господином Базедовом. Положенные в основание этой системы совершенно новые педагогические начала послужили поводом для господина Канта поговорить об основополагающих законах воспитания и морали.
Очевидно, вчера, в конце предыдущей лекции, один из слушателей задал вопрос о том, как можно привести постыдные соблазны вожделения, коим, в первую очередь, подвергаются молодые люди, в гармонию с моралью и нравственностью при помощи разума, примененного к воспитанию. Профессор обдумал этот вопрос и высказал по этому поводу свои мысли, которые произвели на Николая немалое впечатление.
Вначале ученый повторил вопрос, так как на вопрос, сказал он, только тогда можно правильно ответить, если он правильно поставлен. При этом вожделение является смутным понятием. Скорее надо ставить вопрос о моральной сделке и сформулировать его следующим образом: как может разумно, а значит, пристойным образом, производиться взаимное использование половых орудий человека. Ответу на этот вопрос, как сказал он, следует предпослать ход мыслей, которые с необходимостью могут привести к должному умозаключению. Затем он постулировал следующее положение: для того, чтобы пристойно, а следовательно, разумно применять половые органы, речь может идти — во-первых — только о брачном договоре, а во-вторых — и следует особо это подчеркнуть, — этот договор, не являясь произвольным, напротив, устанавливается законом человечества как необходимый.
У Николая не создалось впечатления, что это утверждение нуждается в каких-то новых доказательствах, поскольку точно такого же взгляда придерживалась и церковь. Но ему было любопытно, какое заключение выведет из этого ученый. В зале воцарилась напряженная тишина, когда профессор начал излагать свои рассуждения.
— Естественное использование, — так начал Кант, — каковое производит представитель одного пола с половыми органами другого человека — представителя пола противоположного, — есть потребление, которому отдается часть этого другого. В этом акте человек превращает себя в вещь.
В этом месте профессор, к сожалению, не сделал паузы, отчего Николай имел возможность лишь обескураженно поморгать глазами.
— Это, — продолжал между тем профессор, — противоречит всеобщему праву человечества на собственную личность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128