Вид у собачки был очень гордый, как будто она знала, какое важное значение ей придается и какую серьезную задачу ей поручают.
Нэнси протянула собачку Василю:
— Правда, прелесть? Я всегда даю ее маме, когда у нее ответственная роль в спектакле. И никогда еще не случалось, чтобы с собачкой мама проваливала роль.
Маргрет хотела что-то ответить, но в это мгновение зазвенел звонок.
— Это, наверно, опять к тебе, — сказала Маргрет. — Я пойду открою. — И она отправилась в переднюю, напевая по дороге: — Гости едут! Гости едут! — и вдруг осеклась.
За дверью стояла некрасивая, совсем незнакомая ей девочка в нелепом платье цвета яичницы. Она смотрела на Маргрет с унылым видом, никак не вязавшимся ни с великолепной погодой, ни с праздничным днем.
— Простите, мэм, здесь живет Нэнси Гоу? — спросила девочка таким же унылым голосом и вежливо присела.
— Здесь, мисс, — пробормотала, удивленно разглядывая девочку, Маргрет. — Нэнси, встречай гостей!
Незнакомая девочка вошла, опасливо озираясь, как будто ждала, что в этом жилище «цветных» ее встретит по крайней мере парочка диких животных или что-нибудь столь же экзотическое.
Впрочем, как только она увидела Нэнси, выражение ее лица сразу сделалось жалобным.
— Мери? Ты? — Нэнси передернулась. — Зачем ты пришла?
— О Нэнси, дорогая, я не могла не прийти, — забормотала Мери, бросаясь к подруге. — Я должна была прийти и объяснить тебе все-все… Я не находила себе места…
Нэнси подняла руки, словно защищаясь от неожиданного нападения. Ее мать с удивлением смотрела на странную девочку, которая, казалось, вот-вот заплачет. Впрочем, у Мери и впрямь показались слезы на глазах и кончик носа сразу покраснел.
— Нэнси, дорогая, ты должна простить меня… Честное слово, я ничего плохого не собиралась делать. Когда они предложили мне читать стихи на празднике, я ведь не знала, что это твои стихи… А сейчас мисс Вендикс говорит, что уже поздно что-нибудь менять… И потом, Нэнси, дорогая, мне так хотелось выступить… Я просто не в силах отказаться…
Мери Смит теперь плакала навзрыд. А Нэнси… Нэнси с отчаянием смотрела на мать. Лицо матери стремительно менялось. Сначала на нем выразилось глубочайшее изумление, потом, как молния, сверкнул гнев, а сейчас оно выражало одну только грусть.
— Значит, твои стихи будет читать вот она? — спросила Маргрет, указывая на сгорбившуюся Мери. — Зачем же ты меня обманывала, дочка?
Нэнси не отвечала. Вместо нее заговорил Василь.
— Вы, мэм, не огорчайтесь так, — сказал он, глядя своими чистыми синими глазами на Маргрет. — Здесь никто не виноват — ни Нэнси, ни Мери. Это все подстроило наше школьное начальство. Оно решило, что выступят только белые ребята. Мери тоже этого не знала. Ей просто хотелось участвовать в спектакле, а ей нарочно подсунули стихи Нэнси, чтобы всех нас перессорить между собой… Но ведь мы не будем ссориться, правда? — обратился он к Нэнси. — Ты ведь больше не будешь сердиться на Мери Смит?
Нэнси исподлобья смотрела на белую девочку. Та умоляюще простерла к ней руки. Нэнси повернулась к матери.
— Что ж, дочка, он прав, твой Василь, — сказала Маргрет каким-то новым, звенящим от волнения голосом. — Мы не будем плясать под дудку хозяев, мы — бедняки, простой народ, и не станем ссориться друг с другом. — Она подошла к Мери и ласковым, материнским жестом подняла ее опущенную голову: — А ну-ка, Мери, прочти нам стихи. Мы все послушаем, хорошо ли ты их читаешь.
Мери вспыхнула.
— Вы в самом деле хотите послушать, как я читаю? — с надеждой спросила она, обращаясь теперь уже к Маргрет.
Та ласково кивнула:
— Ну да, девочка. Читай, не смущайся — здесь все друзья.
Мери поспешно отерла с лица последние следы слез и, одернув платье, старательно, но довольно неуклюже поклонилась.
— Стихотворение «Весна идет», — объявила она высоким, ненатуральным голосом.
И, попеременно взмахивая то правой, то левой рукой, как бы дирижируя, Мери Смит прочла:
Поет на ветке птица,
Сирень уже в цвету,
И в школе не сидится,
И манит не учиться,
А погулять в саду.
Весна еще девчонка,
Такая же, как мы.
Боясь смеяться громко,
Она жила в потемках
У тетки злой — Зимы.
Теперь она сбежала,
Пробив зеленый лед,
Ручьи вперед послала,
Чтоб все живое знало:
Весна, весна идет!

Последние слова Мери громко выкрикнула и для чего-то выбросила вверх сжатый кулак. Все это выглядело до того жалко и нелепо, что у Нэнси невольно выступили на глаза слезы досады: уж очень жаль ей было своих стихов, которые раньше так ей нравились, а теперь, в исполнении Мери, звучали так плохо.
Василь первый прервал молчание.
— Послушай, Мери, а почему ты не назвала автора стихов? — спросил он, сурово глядя на растерявшуюся девочку. — Когда ты объявляешь заглавие стихотворения, ты непременно должна сказать, кто его автор. Так ведь?
Мери опять жалобно посмотрела на всех и нагнула голову, будто ожидая неминуемого удара.
— Я так и делала вначале, Василь, — сказала она тихо, — но… видишь ли… позавчера на репетицию пришел мистер Хомер и… и сказал, что это необязательно… И тогда мисс Вендикс тоже сказала, что это необязательно и даже хорошо для меня, потому что у меня и так плохая память, я и без того могу запутаться… А когда я ответила, что непременно хочу, чтобы все знали, кто написал эти стихи, мистер Хомер посмотрел на меня такими злыми глазами — ужас! — и начал говорить мисс Вендикс, что я, наверно, не справлюсь и что напрасно мисс Вендикс выпускает меня на сцену. И… и тогда я испугалась и сказала, что буду все делать, как они велят, — докончила Мери почти шепотом.
— Ox, подлые!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120